Маленький незнакомец - Уотерс Сара

— Ой, ну зачем вы! Мам, смотри! — Она подняла банку, показывая, как светится на солнце мед.

— Берите, берите, много ли надо старому холостяку.

— Вы чрезмерно добры к нам, доктор Фарадей, — мягко, но чуть ли не с укоризной проговорила миссис Айрес.

Вообще-то, эти маленькие любезности были сущей мелочью, но семейство, жившее столь обособленно и непрочно, чрезвычайно остро воспринимало любые тычки фортуны, благодушные или злобные. Вот пример: в середине сентября, почти через месяц после начала сеансов, долгое лето наконец-то закончилось; пасмурный день, неоднократно разродившийся ливнями, сбил жару и на ферме оживил колодец. Впервые за долгое время дойка прошла гладко; Род так лучился радостью, что за него было слегка неловко. После этого он весь просветлел, меньше торчал за бумагами, стал поговаривать о переустройстве фермы и нанял двух батраков для работы в поле. С переменой погоды заросшие лужайки вновь буйно зазеленели, и тогда разнорабочему Барретту велели пройтись по ним косой. Похорошевшие газоны стали похожи на только что постриженных овечек, придав усадьбе несуразно нарядный облик, яркостью превосходивший даже тот, что тридцать лет назад запечатлела моя детская память.

Тем временем чета Бейкер-Хайд полностью обустроилась в соседствующем поместье Стэндиш и стала чаще появляться на людях. В один из своих редких выездов в лемингтонские магазины миссис Айрес познакомилась с Дианой Бейкер-Хайд, не обманувшей ожиданий в плане очаровательности, и под впечатлением встречи стала подумывать о «маленьком приеме» в честь новых соседей.

Кажется, это было в конце сентября. За чаепитием после очередного сеанса миссис Айрес сообщила мне о своих планах. Мысль о чужаках в Хандредс-Холле меня слегка покоробила, что, видимо, отразилось на моем лице.

— Знаете, раньше мы устраивали приемы два-три раза в год, — сказала миссис Айрес. — Даже в войну я умудрялась регулярно сочинять званые ужины для расквартированных у нас офицеров. Правда, тогда у нас было достаточно баллов [7]. Сейчас-то ужин нам не осилить. Однако у нас имеется Бетти. Когда есть служанка, все выглядит иначе; надеюсь, она справится с графином. Я предполагаю маленький фуршет человек на десять, не больше. Можно позвать Десмондов, Росситеров…

— Разумеется, вы тоже приглашены, доктор Фарадей, — вставила Каролина.

— Да-да, — поддержала миссис Айрес. — Непременно приходите.

Сказано это было тепло, но с крохотной заминкой, на которую я не мог сетовать, ибо, несмотря на регулярные визиты, вряд ли считался другом дома. Сделав приглашение, миссис Айрес отважно довела дело до конца. Я был свободен лишь воскресными вечерами, которые обычно проводил у Грэмов. Воскресенье вполне годится, сказала миссис Айрес и тотчас достала свой ежедневник, чтобы прикинуть дату.

В тот раз на этом все и закончилось; в мой следующий визит о приеме речь не заходила, и я подумал, что идея себя изжила. Однако пару дней спустя в парке я встретил Каролину, которая без особого энтузиазма сообщила, что после оживленной переписки между ее матерью и Дианой Бейкер-Хайд датой приема установлено воскресенье через две недели.

— Похоже, вы не очень-то рады, — сказал я.

Каролина подняла воротник жакета, стянув его у подбородка.

— Просто смиряюсь с неизбежным, — вздохнула она. — Знаете, многим кажется, что мама витает в облаках, однако, если ей что приспичит, отговаривать бесполезно. Род сказал, что дом в его нынешнем состоянии годится для приемов, как одноногая Сара Бернар на роль Джульетты. И он прав. Наверное, я засяду в малой гостиной и проведу вечер в обществе Плута и радиоприемника. Мне это милее, чем расшаркиваться перед малознакомыми людьми, которые могут не очень-то понравиться.

Мне показалось, Каролина смущена и не вполне искренна; несмотря на ее ворчание, было ясно, что до определенной степени она взбудоражена этим приемом. Следующие две недели Каролина самозабвенно вылизывала особняк — накрутив чалму, вместе с Бетти и миссис Бэйзли на карачках драила полы. Приходя в дом, я видел выбитые ковры, картины на прежде голых стенах и мебель, которую достали из чулана.

— Можно подумать, его величество нагрянет! — пожаловалась миссис Бэйзли, когда однажды я спустился в кухню приготовить соляной раствор для сеанса. Она вышла на работу в неурочный день. — Из-за чего суматоха-то? Вон, девчонка все руки себе стерла. Покажи, Бетти.

За столом Бетти чистила серебро; обрадованная вниманием, она с готовностью отложила тряпку и выставила ладони. За три месяца службы ее детские руки огрубели, покрылись цыпками. Я шутливо пожал ее палец:

— Ничего страшного. От работы в поле или на фабрике было бы то же самое. Хорошие трудовые руки, и только.

— Трудовые! — фыркнула миссис Бэйзли, после того как обиженная Бетти вновь взялась за чистку. — Это все от стекляшек на люстрах. Мисс Каролина совсем девчонку заездила, извиняюсь за выражение. Их же сымать надо, люстры-то. Ране как было: мужики придут, сымут, увезут в Браммаджем [8] да там раствором-то отчистят. Чего мы пластаемся, когда даже не обед, а всего-то выпивка? И все за ради каких-то лондонцев.

Но подготовка шла своим чередом, и миссис Бэйзли, как я заметил, вкалывала наравне со всеми. В пору строгих ограничений даже маленькая приватная вечеринка вызвала интерес своей манкой новизной, устоять перед которой было трудно. С Бейкер-Хайдами я еще не встречался, но любопытствовал посмотреть на них, как и на Хандредс-Холл, принаряженный в духе былого величия. С удивлением и досадой я вдруг поймал себя на том, что слегка нервничаю. Я понимал, что должен соответствовать событию, но не знал, как это сделать. В пятницу означенного уик-энда я подстригся. В субботу попросил домработницу миссис Раш отыскать мой выходной наряд. В смокинге обосновалась моль, а сорочка местами так сносилась, что часть подола пришлось пустить на латки. То, что отразилось в мутном зеркале гардеробной дверцы, ничуть не воодушевляло, ибо вполне соответствовало призыву военного времени «перелицуй и заштопай». С недавних пор волосы мои стали редеть, и стрижка лишь подчеркнула залысины. Бессонная ночь у постели пациента одарила мешками под глазами. С ужасом я понял, что выгляжу как отец; вернее, он бы так выглядел, если б вдруг напялил вечерний наряд. Наверное, в робе и фартуке торговца я бы чувствовал себя уютнее.

Грэмы, слегка задетые тем, что наш совместный ужин я променял на вечеринку в Хандредс-Холле, просили заглянуть к ним, чтобы на дорожку выпить. Смущаясь, я возник на их пороге, и Дэвид, как я и ожидал, расхохотался, Анна же, добрая душа, прошлась щеткой по моему смокингу и перевязала мне галстук-бабочку.

— Вот теперь ты настоящий красавец, — сказала она. Так миловидные женщины льстят неказистым мужчинам.

— Фуфайку поддел? — спросил Дэвид. — Когда-то Моррисон побывал там вечером. Говорил, продрог до костей.

Как оно бывает, летняя жара сменилась чрезвычайно неустойчивой погодой, день выдался промозглым. На выезде из Лидкота зарядил нешуточный дождь, превративший пыльные дороги в потоки грязи. Прикрывшись пледом, я открыл ворота усадьбы, бегом вернулся в машину и, одолев слякотную аллею, выехал на гравийную дорожку. В Хандредс-Холле так поздно я еще не бывал, и дом меня заворожил: казалось, его нечеткие контуры истекают в быстро темнеющее небо. Дождь уже лил как из ведра; я припустил к крыльцу и дернул дверной звонок. Никто не откликнулся. Шляпа потихоньку обвисала мне на уши. Дабы не утонуть, я толкнул незапертую дверь и вошел без приглашения.

Дом тотчас продемонстрировал свой фокус: я оказался в совершенно ином мире. За дверью глухо барабанил дождь, а в вестибюле под мягким электрическим светом матово сиял натертый мраморный пол. На подставках стояли вазы с поздними розами и темно-золотистыми хризантемами. Второй этаж тонул в сумраке, а третий вместе с лестницей скрывался в глубокой тени; стеклянный купол еще удерживал последние отблески вечернего света и казался огромным прозрачным диском, подвешенным во мраке. Стояла мертвая тишина. Я снял промокшую шляпу, стряхнул капли с пальто и прошел на середину сияющего вестибюля, где, задрав голову, с минуту разглядывал купол.