Елена Хабарова - В моих глазах – твоя погибель!
Вальтер Штольц получил сильные ожоги, однако выжил. Он был вынужден содрать с себя всю одежду, которая занялась огнем, и потерял сознание. Его спасла кирпичная стена, под которую он свалился без чувств и поверх которой прошла огненная волна. Это было чудо, истинное чудо, дарованное ему Провидением… счастливейшая из случайностей, какая только может выпасть человеку!
Очнувшись, Вальтер обнаружил вокруг множество обугленных трупов, а рядом с собой мертвого человека в прожженном местами мундире, с остатками погон на плечах…
Вальтера трясло от холода. Его сброшенная одежда превратилась в горстку пепла, а у этого мертвеца более-менее сохранились и одежда, и обувь, которые ему были уже не нужны. Вальтер раздел мертвого и кое-как напялил на себя его лохмотья.
В кармане он обнаружил почти полностью уцелевшие документы на имя ефрейтора Вернера Хольта. А еще там лежало потертое на сгибах письмо.
Вальтер прочел его. Оно было датировано еще ноябрем минувшего года. Какая-то фрау Штильке из Бремена сообщала Хольту, что он овдовел второй раз: его молодая жена Магда потеряла ребенка, сама до сих пор в больнице и неведомо, выживет она или нет, так что пусть Вернер готовится к худшему. Так или иначе, теперь некому навещать могилы его родителей на городском кладбище, однако она, фрау Штильке, как добрая соседка обещает присматривать за могилами до тех пор, пока домой не вернется сам герр Хольт и не отблагодарит ее.
В те несколько мгновений, пока Вальтер читал это письмо, он понял, что Провидение вторично явило ему свою милость. Он давно уже осознал, что партия Германии проиграна, что остались считаные месяцы до ее полного поражения. Очень многие из высокопоставленных знакомых его отца, Франца-Ульриха Штольца, умершего в 1943 году, уже приготовили себе убежище в Швейцарии и даже в Южной Америке, а иные были готовы отправиться туда со дня на день. Старинного друга Вальтера, одного из сотрудников штаба Валли Отто-Панкраца Штольце, сына знаменитого Эрвина Штольце, полковника и руководителя диверсионного отдела абвера, убили в том же бою, в котором Вальтер Штольц был ранен. Умирая, Отто-Панкрац успел сказать:
– Сделай всё, чтобы выжить, Вальтер! Найди то, что искал! Найди свой артефакт!
Это не было предсмертным бредом. Хотя в начале войны Отто-Панкрац Штольце с откровенной насмешкой относился к тем невероятным усилиям, которые предпринимал его друг Вальтер Штольц, чтобы отыскать бесценный артефакт – мощи могущественного русского чудотворца Серафима Саровского, – постепенно он проникся одержимостью Вальтера, а на пороге смерти, возможно, на него снизошло некое озарение, поэтому он и дал другу именно такое последнее напутствие.
В те минуты, когда Вальтер Штольц, изнуренный ужасом и болью, страдающий от ожогов, держал в руках документы ефрейтора вермахта Вернера Хольта, он понял, что новое имя не только позволит ему выжить, но и даст возможность если не осуществить мечту жизни, то хотя бы попытаться это сделать.
Скоро Германии придет конец, и победители – русские, англичане, американцы! – будут рвать ее на части.
Вальтера Штольца, сына одного из основоположников «Общества Туле» и видного деятеля Аненэрбе[26], штурмбаннфюрера СС, входившего в состав Особого секретного подразделения СС, которое курировал лично рейхсфюрер Гиммлер, поставят к стенке или вздернут на виселицу очень быстро. И даже если он сможет спастись, затаиться, жить, скрываясь, ему никогда не вернуться в Россию, где его знали, где о нем сохранились донесения агентов НКВД, где в архивах есть его фотографии… Но кто узнает Вальтера Штольца в этом трясущемся от боли человеке с ожогами на лице, вдобавок если он предъявит бумаги на имя безобидного ефрейтора Вернера Хольта?
Никто. Ни одна живая душа!
Он заботливо припрятал свои новые документы и, сказав Вальтеру Штольцу: «Lebe wohl für immer, mein Getreuer!»[27], отправился на восток.
Да, он решил остаться в той части Германии, которую контролировали советские войска. Во-первых, Вальтер боялся, что, если вернется в западную часть страны, рано или поздно может столкнуться с кем-то, кто знал подлинного Вальтера Штольца, – ведь именно туда ринутся его бывшие знакомые! – или Вернера Хольта. Скажем, Магда, жена Хольта, все-таки выживет и начнет разыскивать мужа… А во-вторых, Вальтер понимал, что гражданин просоветской Германии легче получит доступ в СССР, чем гражданин Германии проамериканской. В то, что союзники по борьбе с фашизмом останутся таковыми после разгрома фашистов, мог верить только самый наивный из идеалистов, а Штольц, то есть нынешний Хольт, таковым не был.
После того как Германия капитулировала, после мытарств в лагере Вернер Хольт настолько преуспел в попытках поладить с новым командованием и новой властью, что прочно прижился в ГДР в качестве обозревателя в газете «Морген». Великолепное образование, которое он некогда получил в Берлинском университете, придавало особый лоск его статьям, а прекрасная память позволяла цитировать речения советских коммунистических кураторов и их германских подопечных как нельзя более к месту. Ему не слишком трудно было выступать в образе преданного адепта нового германского социалистического государства. Это ничуть не отягощало его совесть. Это была мимикрия – очень полезная мимикрия, благодаря которой Вальтер Штольц надеялся рано или поздно оказаться в Советском Союзе, причем получить относительную свободу передвижения в этой стране.
Он мечтал хотя бы ненадолго оказаться в городе Горьком. Хотя бы на сутки.
Во что бы то ни стало ему нужно было узнать, что случилось с детьми Грозы и где находится его дневник!
Иногда Вальтер грустно размышлял о том, что, если бы не это маниакальное стремление, жизнь его могла бы пойти совершенно иначе. Если бы он ушел на запад, туда, где порядок в новой Германии установили американцы, он уже мог бы не бояться своего военного прошлого не только как Вернер Хольт, но даже и как Вальтер Штольц.
Почти половине руководителей главных управлений СС и полиции Третьего рейха была сохранена жизнь. Из почти 53 тысяч эсэсовцев, которые являлись исполнителями приказа об истреблении «неполноценных народов» и входили в состав «эйнзатцгрупп», к уголовной ответственности судами было привлечено только около шестисот человек.
Тюрьма для нацистских военных преступников в городе Ландсберг опустела довольно быстро. Новый канцлер ФРГ Конрад Аденауэр не отвергал сотрудничества со старыми нацистскими кадрами, философски рассуждая: «Грязную воду не выплескивают, когда нет чистой».
Вальтер знал, что уже в 1952 году все бывшие нацистские чиновники, а также сотрудники гестапо, согласно законодательству ФРГ, получили законное право занимать публичные должности в государстве, а в 1954 году был принят закон об освобождении от судебного преследования.
Однако если бы нацистское прошлое Вальтера Штольца и его жизнь под чужим именем стали известны в ГДР, ему не удалось бы остаться на свободе. Конечно, он был вполне уверен в том, что ему ничего не грозит. И все-таки для себя Вальтер решил, что, добравшись до Сарова или Горького, он вернется уже не в ГДР, а в ФРГ. И там назовется своим настоящим именем.
Но – не раньше чем узнает судьбу наследства Грозы!
Хабаровск, 1957 год
– Товарищи! Для нас подали второй катер, так что скоро вы будете культурно отдыхать! – раздался усиленный рупором голос дежурного, и Саша обрадовался возможности прекратить неприятный разговор. Он схватил вещмешок, стоявший у ног Жени, и помчался к берегу, не сомневаясь, что Женька, пусть и сердитая, последует за ним, а не повернется и не уедет домой. И дело не в том, что ей тоже хочется искупаться на левом берегу, где чудные мелководные места и песок как золото. Просто Саша всегда совершенно точно знает, где находится Женя, и почти всегда – о чем она думает. Ну конечно, ведь они всю жизнь рядом провели…
А если Тамама и в самом деле беспокоится о том, что у него может появиться влечение к Жене, то напрасно! Ему нравятся девушки совсем другого типа. Женька высокая, а ему нравятся маленькие. Женька довольно худая, а ему нравятся полненькие. У Женьки русые волосы, а ему нравятся брюнетки. Саша с удовольствием завел бы роман с какой-нибудь китаяночкой, да они ужас как сторонятся русских, несмотря на то, что «русский и китаец – дружба навек», как написано на многочисленных плакатах, развешанных по городу, и как твердят газетные передовицы. Жаль, что Лариска Вечканова на Сашу никакого внимания не обращает. С другой стороны, она ему, конечно, нравится как женщина, но говорить-то с ней совершенно не о чем. После постели же придется какие-то разговоры вести, нельзя же просто так вскочить и убежать! Хотя ему именно так и приходилось делать, когда они ездили с парнями в Сормово, в женское общежитие. Девчонки там были простые, как табуретки. Вот и бежал он сразу после этого – от скуки. Девчонки на такое обижались, конечно, но чего они ждали, если выпивать с ними неохота, а говорить не о чем? Или надеялись, что Саша их сразу в загс потащит?
