Дина Оттом - Двери в полночь
Иногда, перейдя мост, я встаю на Стрелке и смотрю вперед, стараясь не двигаться и представляя, что он просто стоит у меня за спиной и ждет, когда я обернусь. Иногда я не выдерживаю и оборачиваюсь. И каждый раз мне кажется, что порыв ветра уносит какой-то неясный силуэт.
Я никому не говорю об этом — они наверняка решат, что я сошла с ума. Может быть, так и есть. Но пока у меня есть хоть малейшая возможность почувствовать его в городе — я предпочту оставаться сумасшедшей.
3
Я увидела ее, когда вышла из дома, где снимала квартиру. Высокая, с белыми волосами и ярко-голубыми глазами, она как-то сразу выделялась на фоне обычных прохожих. Заметив, что я смотрю на нее, она подошла ко мне, коротко кивнула и произнесла:
— Я Изабель.
Сестра Оскара. Так-так. Я никогда не видела ее, но догадаться об их родстве не составило труда: хоть и разные, они были чем-то неуловимо похожи.
Я кивнула:
— И?
Изабель чуть нахмурила брови, разглядывая меня. Кажется, увиденное ее устроило.
— Скажи мне честно: ты хочешь их вернуть?
Сердце глухо ударило о ребра. Я подалась вперед, вглядываясь ей в лицо — не шутит ли? Нет, не похоже.
— Ты считаешь, что это возможно?! — Она кивнула. — Но как? Я обошла каждый уголок Нижнего Города, но там не было ничего, никакой зацепки!
Изабель усмехнулась, обнажая острые белые зубы:
— Ты обошла город. Я предлагаю пойти дальше.
— Куда? — Не поняла я. — Дальше туман.
— Именно что туман, — она чуть наклонилась ко мне. — Туман нам и нужен.
Ее план был безумен. А, как известно, только самые отчаянные и безумные планы иногда срабатывают. И нам обеим хватало этого «иногда», чтобы рискнуть.
Изабель рассказала мне о несуществующем мосте, который каким-то чудом Доминик смог протянуть из Москвы в Петербург. Она говорила, что он появляется из московского тумана, уходит в какое-то непонятное место, которое они называли Красной Пропастью, и заканчивается в тумане Нижнего Петербурга. На какой-то момент я засомневалась в ее адекватности, но потом вспомнила, как во время битвы мы обнаружили Доминика со своей армией уже Внизу, хотя они точно не проходили через Столб.
Мы договорились, что она подойдет на площадь как только начнет смеркаться, то есть в шесть часов, а я отпрошусь на сегодня (меня легко заменит Китти) — нам надо было попасть Вниз до групп.
— Если я права, — сказала оборотень на прощание, — то мы вернем их.
— А если нет? Тогда Представители убьют нас.
Изабель пожала плечами:
— Мне больше некого терять, кроме Оскара. Я готова рискнуть.
Я помолчала.
— Почему ты так уверена, что Шеферель тоже жив? Он… растворился у меня на глазах.
— В каком виде он исчез?
— Что? — не поняла я.
— Я знаю, кто он, — немного раздраженно одернула меня Изабель, — новости быстро расходятся. В какой форме он исчез?
— В человеческой. Это имеет значение?!
Она улыбнулась и растворилась в толпе.
Все время до наступления сумерек я не находила себе места. Мерила шагами холл Института, пыталась поговорить с Мышью, но не могла ни на чем сосредоточиться. Хотела было зайти к Китти — но та меня слишком хорошо знала. К Вел я тоже соваться побоялась — она могла уловить мои эмоции и начать задавать вопросы.
Без четверти шесть я пулей вылетела на улицу и на негнущихся ногах подошла к Столбу. Группы в целях безопасности спускаются не с первыми сумерками, а подождав минут двадцать, так что у нас был неплохой запас времени и шанс с ними не столкнуться.
Изабель появилась рядом со мной без двух минут шесть и серьезно посмотрела:
— Готова?
Я кивнула. Мы осторожно перебрались через ограждение и прыгнули Вниз.
Оказаться в Нижнем Городе, когда там никого нет, было довольно странно. Я только однажды спускалась сюда не с группой — самый первый раз, с Шефом. Воспоминание обожгло и отступило.
— Веди, — скомандовала Изабель, — я не знаю этой дороги.
— Но ты же говорила, что бывала на мосту?
— Да, — она кивнула, — но только на той части, которая выходит в Красную Пропасть. — Увидев мой непонимающий взгляд, она сдалась: — Я сама не очень понимаю, как он устроен и где проходит. Но есть одна важная деталь: на нем нет сумерек. Там можно находиться бесконечно.
Мы двинулись вперед. Там, где ударило драконье пламя, и улица буквально спеклась в единый каменный пласт, Изабель притормозила, с удивлением оглядывая сплавившуюся со стенами домов брусчатку.
— Это… он?
Я кивнула. Она пораженно качнула головой:
— Не представляла себе, насколько это… — Изабель не договорила и повернулась ко мне с плохо скрываемым любопытством: — Какой он?
Я невольно улыбнулась:
— Большой.
Мы быстро шли вперед, следуя извилистому пути Невского проспекта. Я видела, как Изабель с интересом оглядывает сросшиеся с землей дома и скрюченные деревья, но не задает вопросов. Мне же дорога еще никогда не казалась такой длинной.
— Здесь… хорошо, — наконец проговорила она, как будто рассуждая вслух, — я понимаю, почему Доминик хотел получить это место.
Я оглянулась. Изабель кашлянула:
— Извини, я не хотела.
Пару секунд поборовшись с собой, я кивнула:
— Не будем сейчас вспоминать это все. А ты что, никогда здесь не была?
— Нет, — Изабель качнула головой, рассыпав по плечам белоснежные пряди. — В Москве, как ты знаешь, ничего нет, а в других городах не спешат пускать к себе посторонних.
— Кстати, о других городах! — Я взглянула на нее. — Где ты была все это время? Уже два года прошло.
— Искала, — оборотень легко перепрыгнула появившуюся рытвину. — Другие города и тех, кто в них бывал. Пыталась узнать больше о тумане.
— И?
— Ну мы же здесь.
Остаток пути мы проделали молча. Узнать друг друга получше мы не стремились, а для вежливой болтовни ни о чем были слишком напряжены.
Наконец Невский оборвался, рассыпавшись брусчаткой по песку. Дальше дороги не было, только высились у нас за спиной черные остроконечные здания да впереди виднелось метров пять чистого песка, кромкой огибающего город.
Мы остановились, понимая, что это наш последний шанс повернуть назад. Впереди, густой и тяжелый, клубился туман.
Изабель посмотрела на меня, я — на нее. Мы не сомневались.
— У меня есть веревка, зацепим за ремни. Но будет лучше, если ты еще возьмешь меня за руку. Согласна?
— Любой каприз за ваши деньги, — усмехнулась я и, наткнувшись, на ее неодобрительный взгляд, пояснила: — Я шучу, когда нервничаю.