Джордж Байрон - Вампир. Английская готика. XIX век
Он учтиво поклонился собравшимся, но был принят весьма холодно. Никто не знал, кто он такой и откуда он прибыл. Но его внешность говорила о принадлежности к самой высшей знати, и хотя поначалу его встретили сдержанно, отказать ему в уважении не мог никто. Он беседовал главным образом с дочерью барона, и его замечания были настолько уместны, шутки так остроумны, а манеры так обворожительны, что он вскоре завладел вниманием своей слушательницы. После некоторых колебаний со стороны хозяина, который, как и прочее общество, не мог остаться к незнакомцу равнодушным, он был приглашен провести в замке несколько дней и с готовностью принял приглашение.
Близился самый поздний и глухой час ночи, и когда гости разошлись по спальням, они услышали, как тяжелый колокол с унылым звоном качается на башне, хотя слабое дуновение ветра лишь чуть колыхало ветви лесных деревьев. За утренним завтраком многие из гостей говорили, будто слышали ночью дивную музыку, но при этом все сходились в утверждении, что из комнаты незнакомца раздавались страшные, дикие звуки. Вскоре, однако, он присоединился к гостям, и когда речь зашла о событиях минувшей ночи, мрачная, загадочная улыбка промелькнула на его угрюмом лице, вновь сменившись выражением глубокой меланхолии. Он почти все время беседовал с Клотильдой, и когда он рассказывал ей о разных странах, в которых побывал, о солнечных краях Италии, где воздух напоен ароматом цветов и летний бриз легко вздыхает над благодатной землей, когда он говорил ей о чарующих местах, где сияние дня тонет в мягком сумраке ночи и небеса ни на миг не омрачаются, на глаза девушки навернулись слезы и впервые она пожалела, что никогда не покидала родительский дом.
Шло время, дни сменяли друг друга, и с каждым мигом росло то неизъяснимое чувство, которое внушал ей незнакомец. Он не признавался ей в любви, но эта любовь без труда угадывалась в его манерах, словах, доверительном тоне, мечтательной нежной улыбке. И когда он видел, что ему отвечают взаимностью, злобная усмешка появлялась и тут же исчезала на его мрачном лице. В присутствии ее родителей он сразу становился почтительным и сдержанным, и только наедине с нею, гуляя по тенистым тропинкам, принимал облик более страстного поклонника.
Однажды вечером он сидел вместе с бароном в обшитой деревянными панелями комнате, которая служила библиотекой. Речь зашла о сверхъестественных силах. Во время этой беседы незнакомец хранил загадочное молчание, но когда барон заметил, что не верит в существование духов, и стал дерзко высмеивать рассказы о них, глаза юноши сверкнули дьявольским огнем и сам он как будто вырос. Разговор прервался. В течение нескольких секунд царила пугающая тишина — и тут из темной лесной зазвучала музыка, полная неземной красоты и гармонии. Эти звуки очаровали всех, однако незнакомца они встревожили и смутили. Он смотрел на своего великодушного хозяина с состраданием, и что-то, похожее на слезы, блеснуло в его темных глазах.
Музыка постепенно смолкла вдали, и все затихло, как прежде. Минуту-другую спустя барон покинул комнату. Незнакомец почти сразу же последовал за ним. Вскоре после ухода раздался отчаянный крик — крик человека в смертельной агонии, и барон был найден мертвым в одном из переходов замка. Черты его лица были искажены болью, на почерневшем горле проступал отпечаток человеческой руки. Поднялась тревога, замок тщательно обыскали, но незнакомец бесследно исчез.
Тем временем тело барона было предано земле, тихо и без пышных церемоний. О страшном убийстве если и вспоминали порой, то лишь как о давнем событии. Исчезновение незнакомца, завладевшего всеми ее чувствами, ранило нежную душу Клотильды. Ей нравилось рано утром и поздно вечером бродить по тропинкам, где они когда-то гуляли вдвоем, воскрешать в памяти его последние слова, его ласковую улыбку и навещать места, где однажды она беседовала с ним о любви. Она избегала всякого общества и казалась довольной лишь тогда, когда затворялась одна в своей комнате. Там она позволяла своему страданию излиться в слезах, и любовь, которую гордость и девическая скромность заставляли её скрывать от людей, открыто выражалась в часы уединения. Так прелестна и так смиренна в своем горе была прекрасная плакальщица, что казалась ангелом, уже свободным от земных уз и готовым воспарить в небеса.
Однажды летним вечером, когда она одиноко бродила по своим любимым тропинкам, кто-то неслышно приблизился к ней. Она обернулась и, к ее безграничному удивлению, увидела незнакомца. Он подошел к ней и заговорил с нею.
— Ты покинул меня, — воскликнула обрадованная девушка, — и я думала, вместе с тобой меня навсегда покинуло счастье. Но теперь, когда ты вернулся, разве мы не будем счастливы снова?
— Счастливы! — повторил незнакомец, разразившись злобным, язвительным смехом. — Могу ли я снова быть счастлив… могу ли я когда-нибудь… Но прости мне несдержанность, любовь моя, и припиши её той радости, которую доставила мне наша встреча. О! Я многое должен сказать тебе; да! и услышать в ответ много любезных слов, не так ли, дорогая? Но сперва скажи мне правду: была ли ты счастлива без меня? Нет! По этим запавшим глазам, этим бледным щекам я вижу, что сердце моей возлюбленной не осталось безучастным к бедному страннику. Я скитался по разным странам, я жил среди чужих народов и встречался с другими женщинами, прекрасными и утонченными, но я нашел только одного ангела, и этот ангел — здесь, передо мной.
— Прими этот скромный дар моей привязанности, дорогая, — продолжил незнакомец, срывая с куста дикую розу. — Она так же красива, как лесные цветы, что украшают твои волосы, и пленительна, как любовь, которую я питаю к тебе.
— Она в самом деле прелестна, — ответила Клотильда, — но ее прелесть поблекнет, прежде чем настанет вечер. Она красива, но ее красота так же недолговечна, как любовь, символом которой она служит. Пусть залогом твоей верности станет другой цветок. Принеси мне ветку вечнозеленого растения, что цветет и зимой и летом, и я скажу, вплетая его в мои волосы: «Фиалки раскрывались и увядали, розы отцвели и рассыпались прахом, но вечная зелень по-прежнему остается юной, как любовь в наших сердцах!» Ты не покинешь — ты не сможешь покинуть меня. Я живу одним тобой, с тобой связаны мои надежды, мои помыслы, мое существование, и, потеряв тебя, я потеряю всё. Я была одиноким диким цветком в пустыне до тех пор, пока ты не перенес меня в более благоприятную сферу, и теперь ты не сможешь разбить это преданное сердце, которое сам зажег страстью.
— Не говори так, — ответил незнакомец, — мне больно слышать это; оставь меня, забудь меня, покинь меня навсегда — со мною тебя ждет неизбежная гибель. Я отвержен Богом и людьми, и если бы только ты могла видеть полное страха сердце, что едва бьётся внутри этой движущейся массы уродства, ты в испуге бежала бы от меня, как бегут при виде ядовитой змеи.
