Рэй Каммингз - Девушка из золотого атома (сборник)
— Почему бы и нет? Везде, где бы мы ни остановились, мы всегда сможем протянуть несколько дней, питаясь дичью, которую я смогу поймать в силки или подстрелить с помощью тех патронов, которые у нас еще остались. А потом…
— Что?
— Как только мы немного обживемся, я смогу вернуться в город и поискать что-нибудь в развалинах. Потерянное нами ничто по сравнению с теми огромными богатствами, которые еще таит в себе Нью-Йорк. Ресурсы этого города поистине неисчерпаемы! Мы спаслись, и это главное. Все остальное приложится. Будущее рисуется вам сейчас немного мрачными красками, Беатрис, но через несколько дней… Все переменится, вот увидите!
— Аллан.
— Что, Беатрис?
— Я полностью доверяю вам и отдаю себя в ваши руки.
— Тогда в путь! Дорога будет долгой.
Часа два спустя, не обращая внимания на, приглушенный волчий вой, при бледном свете луны на безоблачном небе, Аллан и Беатрис достигли берега реки у восточной окраины бывшего Сентрал Парка.
Они шли окружным путем, опасаясь встретить кого-либо из оставшихся в живых коротконогих вампиров. Они предпочли идти не через лес Мэдисон, или скорее через то, что от него осталось, а направились на запад, повернув затем к северу, чтобы обойти изломанные, вывернутые с корнем деревья.
Безмятежно несущая в океан свои волны широкая река была как бальзам для исстрадавшихся душ путников. Боль, смерть, руины, мрачные трагедии минувшей ночи и прошедших веков как бы отошли на второй план. Заросшие невысоким лесом берега, залитые лунным светом, казалось, были написаны рукой умелого художника. Разбивающиеся о песок маленькие волны пели лишь о жизни, любви и красоте.
Обмыв лица и руки в свежей воде, путники почувствовали себя гораздо легче. Затем они молча двинулись вдоль берега на север, с каждым шагом все больше удаляясь от центра мертвого города. Луна опускалась все ниже, а свежий морской ветерок ласкал лица путников и успокаивал их сердца.
Пройдя так некоторое расстояние, они вдруг увидели странную, примитивную лодку, которая была привязана к склоняющимся над водой деревьям. Затем показалась еще одна лодка, и еще… Целая флотилия бесшумно качалась на волнах.
— Без сомнения, это пироги тех, кто пришел с севера и был уничтожен и съеден кровожадными вампирами еще до того, как мы с вами появились на сцене и приняли участие в спектакле, — тихо сказал Штерн.
Забыв на время боль, терзавшую его правую руку, Штерн оглядел, насколько это позволял рассеянный лунный свет, несколько пирог и выбрал одну из них.
— Вот эта кажется мне наиболее подходящей, — сказал он, указывая на нечто вроде каноэ пяти метров длиной, выдолбленное из древесного ствола.
Штерн помог Беатрис забраться в лодку, залез в нее сам и, перерезав ножом лиану, оттолкнул каноэ от берега. На днище лежало шесть грубо обработанных лопатообразных весел, не имевших никаких украшений. Последнее несколько удивило Штерна, так как даже самые примитивные племена в человеческой истории обычно хоть чем-нибудь украшали свои инструменты и оружие.
Беатрис взяла одно из весел.
— В какую сторону мы направимся? — спросила она. — К верховью? Нет, нет! Вы не должны работать больной рукой!
— А зачем нам грести? — возразил инженер. — Смотрите-ка!
Он указал на короткую, немного кривую мачту, которая лежала в каноэ возле борта. Вокруг нее был скручен грубо сшитый кожаный парус, перевязанный тонкими кожаными ремнями. Эта находка, несмотря на тяжесть и довольно неказистый вид снаряжения, несказанно обрадовала новоявленных мореходов.
— Итак, мы возвратились во времена весел и паруса, — весело сказал Штерн. — Во времена Цезаря или даже раньше. Как говаривали древние: «pellis pro velis» — «кожи на паруса». Но это неважно. Э-эх!
Он приподнял мачту за один конец. Вдвоем им удалось поставить ее на место, закрепить и расправить парус. Инженер занял место на корме и взял в левую руку весло. Он погрузил его в воду, и маленькое суденышко отправилось в путь по переливающимся под лунным светом волнам.
— А теперь, — сказал Штерн голосом, не терпящим возражений, — вы закутаетесь в свою тигровую шкуру и ляжете спать! Остальным займусь я.
Наконец, парус смог поймать ветер, и пирога понемногу начала набирать скорость, оставляя после себя пенящийся серебристый след.
Полностью доверившись своему спутнику, Беатрис улеглась на днище лодки, а раненый продолжал управлять их ковчегом, иногда бросая на девушку взгляды, полные нежности. Молчаливые звезды благосклонно смотрели с небес на красивую пару.
Восток уже окрасился золотистым цветом, а над горизонтом стали пробиваться первые солнечные лучи, когда лодка вошла в небольшую бухточку на правом берегу реки и плавно причалила к берегу. Лес, хотя и достаточно густой, еще не покорил сбегавший к реке пологий склон и небольшой пляж. Сквозь ограду когда-то, несомненно, великолепного фруктового сада виднелись белые стены, заросшие дикими розами и клематисами.
— Сотни лет назад это был загородный дом Гаррисона Ван Эмбурга, — сказал Штерн своей спутнице. — Вы должны помнить этого миллиардера, пшеничного короля, хотя все это было очень давно. Он строил свое жилище из материала, не подвластного времени. Что же, скажем ему спасибо за такую предусмотрительность. Некогда все это принадлежало ему, а теперь нам! Здесь будет наш дом!
Штерн и Беатрис сошли на маленький пляж. Недалеко в лесу, приветствуя новый день, заливалась веселым свистом малиновка. Штерн оттащил лодку подальше от берега и, выпрямившись, глубоко вдохнул утренний воздух.
— Вы и я, Беатрис, — сказал он, взяв девушку за руку. — Никого, кроме вас и меня!
— И любовь, — прошептала она.
— И надежда, и жизнь! И возрождающаяся Земля! Искусство и науки, языки и письменность, «все величие мира», которые мы должны сохранить и передать потомкам! Послушайте! Человеческая раса, наша с вами цивилизация должна возродиться, и она возродится! Вновь человек покорит леса и долины. Вновь вознесутся ввысь сверкающие города, а корабли будут бороздить моря и океаны. Это будет мир более здоровый и мудрый. Не будет больше нищеты, войн, несчастий, угнетения, слез, ведь мы станем мудрее наших предков и не будем совершать их ошибок.
Он замолчал. Вспомнив предсказание великого оратора, жившего когда-то, Штерн продолжал:
— Беатрис, это будет мир, где не будет тронов и королей. Не будет больше власти у праздной аристократии! Мир, где не будет рабов! Человек станет, наконец, свободным! «Планета мира, где царит вечное искусство и льется многоголосая музыка, где губы произносят лишь слова любви и правды. Мир, где не слышны стоны заключенных и плач приговоренных. Мир, на который никогда не упадет тень виселицы. Красивые и крепкие люди! Немеркнущая звезда человеческой надежды горит в небе, указывая им путь!»
