Абрахам Меррит - Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)
Не могу сказать, из чего он сделан. Как будто в глубине поверхности заключены многочисленные жемчужины. Прекрасный, удивительный, невообразимо прекрасный купол – огромный пузырь из расплавленных сапфиров и бирюзы.
Но у нас не было времени любоваться его красотой. Несколько последних указаний Руфи, и мы двинулись по серой дороге. И не успели уйти далеко, как услышали ее голос.
– Дик! Дик, идите сюда!
Он подбежал к ней, взял ее за руки. Несколько мгновений она, казалось, испуганно смотрит на него.
– Дик, – услышал я ее шепот. – Дик, вернитесь благополучно ко мне.
Я видел, как она обняла его, черные волосы смешались с серебристо–карими, их губы встретились. Я отвернулся.
Немного погодя он присоединился ко мне; шел молча, опустив голову, подавленный.
Пройдя сотню ярдов, мы обернулись. Руфь по–прежнему стояла на пороге загадочного дома, глядя нам вслед. Она помахала нам рукой и исчезла. Дрейк продолжал молчать. Мы пошли дальше.
Приблизились стены входа. Редкая растительность у подножий скал совсем исчезла, дорога слилась с гладкой ровной поверхностью каньона. От одного вертикального среза прохода в скалах до другого тянулся занавес из мерцающего тумана. Подойдя ближе, мы увидели, что туман не неподвижен; он походил не на водяной пар, а скорее на световую завесу, странную смесь кристалла с каким–то раствором. Дрейк всунул в него руку, помахал: туман не шевельнулся. Он, казалось, проходит сквозь руку, кость и плоть призрачны и не в состоянии сдвинуть с места сверкающие частицы.
Бок о бок мы вошли в туман.
И я сразу понял, что никакой влаги тут нет. Воздух сухой, насыщенный электричеством. Я почувствовал возбуждение, электрические прикосновения, приятное покалывание в нервах, почувствовал веселье, почти легкомысленность. Мы хорошо видели друг друга и поверхность скалы, по которой шли. Не слышалось ни звука, казалось, здесь вообще не распространяются звуковые колебания. Я видел, как Дрейк повернулся ко мне, раскрыл рот, губы его зашевелились, и хоть он пригнулся к самому моему уху, я ничего не услышал. Он удивленно нахмурился, и мы пошли дальше.
Неожиданно мы вышли на открытое место, наполненное чистым прозрачным воздухом. И сразу услышали высокое резкое гудение, похожее на звук пескоструйной машины. В шести футах справа от нас скала круто обрывалась в пропасть. Вниз уходил ствол шахты, заполненный туманом.
Но не этот ствол заставил нас схватиться друг за друга. Нет! Из него поднималась колоссальная колонна, составленная из кубов. Она находилась в ста футах от нас. Вершина ее поднималась на сто футов над нами, основание скрывалось где–то внизу.
Наверху ее огромное вращающееся колесо, в несколько ярдов толщиной, заостренное на конце, где оно касалось скалы, сверкающее зелеными вспышками; это колесо с огромной скоростью погружалось в поверхность скалы.
Над колесом к скале крепился огромный металлический шлем с забралом из какого–то светло–желтого металла; этот шлем, как гигантским зонтиком, накрывал мерцающий пар, создавая тот участок чистого воздуха, в котором мы оказались.
А со всей длины колонны мириады крошечных глаз металлических существ смотрели на нас, озорно подмигивая; не могу объяснить это ощущение, но я чувствовал, что смотрят они с удивлением.
Колесо продолжало вращаться еще только несколько мгновений. Я видел, как камень растекается перед ним, как лава. И вдруг, словно получив приказ, оно резко остановилось.
Голова колонны наклонилась, смотрела на нас!
Я заметил, что режущий край колеса усажен меньшими пирамидами, а на вершинах этих пирамид чашеобразное покрытие, сверкающее тем же бледным светом, что и святилище конусов, в котором мы побывали.
Колонна продолжала сгибаться, колесо приближалось к нам.
Дрейк схватил меня за руку, оттащил назад в туман. Нас снова окружила полная тишина. Мы осторожно продолжали идти, высматривая конец уступа, чувствуя, как огромное лицо–колесо крадется за нами; боялись оглянуться, боялись сделать неверный шаг, чтобы не сорваться в пропасть.
Медленно, ярд за ярдом, продвигались вперед. Неожиданно туман поредел; мы вышли из него.
Хаос звуков окружил нас. Звон миллиона наковален; гром миллионов кузниц; громовые раскаты; рев тысяч ураганов. Грохот пропасти бил по нам, как в тот раз, когда мы спускались по длинной рампе в глубины моря света.
Этот гром был насыщен силой, это был сам голос силы. Оглушенные, нет, ослепленные им, мы закрыли глаза и уши.
Как и раньше, гром стих, повисла удивленная тишина. Потом в этой тишине послышалось мощное гудение, а сквозь него пробивались звуки, словно потекла река бриллиантов.
Мы раскрыли глаза, у нас, как рукой, перехватило горло.
Очень трудно, почти невозможно описать словами раскрывшуюся перед нами картину. Я все хорошо видел и все же не могу воплотить в словах увиденное, его суть, его душу, то невыразимое удивление, которое оно вызывало, всю потрясающую душу красоту и необычность, всю грандиозность, фантастичность и ужас чужого.
Владение Металлического Чудовища, оно было полно, как чаша, его волей, было ощутимым проявлением этой воли.
Мы стояли на самом краю широкого карниза. Смотрели вниз, в огромное углубление, в форме правильного овала, примерно тридцати миль в длину, по моему мнению, и вполовину этого расстояния в ширину, окруженное колоссальными вертикальными стенами. Мы были в верхнем конце этой обширной впадины, у окончания ее длинной оси; я хочу сказать, что она уходила от нас на свою наибольшую длину. В пятистах футах под нами находилось дно чаши. Исчезли светлые облака, закрывавшие дно прошлой ночью; воздух хрустально чист и прозрачен; каждая деталь видна со стереоскопической ясностью.
Вначале зрение улавливает широкую ленту сверкающего аметиста, опоясывающую всю стену. Лента тянется по горам на высоте в десять тысяч футов, и от нее спускается этот загадочный мерцающий туман, гасящий звуки.
Но теперь я видел, что не везде эта светящаяся завеса неподвижна, как та, через которую мы прошли. К северо–западу она пульсирует, как заря, и, как заря, пронизана быстрыми радужными вспышками, многоцветными спектральными сверканиями. И эти сверкания упорядоченные, геометрические, будто огромный призматический кристалл подлетает к краю завесы и тут же отступает в глубину.
От этой завесы взгляд переходит на невероятный город, возвышающийся в двух милях от нас.
Сине–черный, сверкающий, как будто отлитый из полированной стали, он вздымается в высоту на пять тысяч футов!
Не могу сказать, каковы его истинные размеры: мешают крутые края пропасти. Сторона, обращенная к нам, вероятно, не менее пяти миль в длину. Ее колоссальный откос действует на зрение, как удар; ее тень, падая на нас, заставляет останавливаться сердце. Он подавляет, этот город, ужасный, как полуночный город Дис в Дантовом аду.
