Дзиньштейн - Ещё один человек
– Я и плотник…
– Печки нету.
– И печник…
Я от скуки – на все руки,
Буду жив – моё со мной.
– Ну… как-то так, да.
– Понятно все. А вот мне сказали – только что вон морфа завалил – в одиночку. Правда что ли?
– Не. Вдвоем. Вон с этим.
– …не пизди! Я вообще не при делах! – сразу отзывается Изя – от ить сцуко, а? Вроде и занят, вычищает свой УАЗик, а все сука слышит!
– Ну, все равно, не один. Но так, да завалил.
– И что, не страшно? – не унимается доктор
– Не страшно? Как это, конечно страшно. Они ж опасные. Меня недавно совсем один чуть не убил. Страшно.
– Ну а говорят, ты сам за ним побежал?
– Ну… – тут я малость сконфузился – А так он, сука, сам убегать стал! Я просто хотел подъехать, и попробовать застрелить – с машины-то неопасно особо. А он и рванул. Ну и взбесило. Чего это он, кстати? Такого что-то не помню.
– Ну… не знаю точно – но интеллект у них присутствует, даже поболее чем у шустеров, неплохой такой интеллект, кое-кому из людей может быть завидно. И видно этому уже доставалось – он, поди, не лез на рожон, выслеживал? Да? Ну, вот – видишь, он уже ученый, на пули не лез. Хищник, но как и большинство хищников – выбирает слабую жертву, если знает, что может получить отпор.
– Но я же сам к нему поехал, думал типа приманить и грохнуть. Ну, типа не заметил я его и сам в лапы иду.
– А ты же ехал его убивать, так?
– Ну… естественно.
– Вот именно. Они же еще не очень ясно, как людей чуют, есть у них что-то – доктор потряс кистью у головы – эдакое, ментальное. Как собаки чуют, кто их боится, кто нет, а у кого камень в кармане.
– Так он что, чуял, что пиздец ему будет? А ведь точно, я как-то так знал, что по-любому его…
– Вот-вот. У меня один знакомый рассказал случай. На охоте они на лодочке резиновой причалили к островку. И он пошел куда-то что-то смотреть, а товарищ остался. И вот шарится он по кустам, а, говорит – жара, потный вес, морда в паутине, ветки царапают, под ногами бурелом, крапива жжется, еще муравьи… в общем – бесит все страшно. И вдруг – слышит от лодки лай, хороший такой, утробный. Ну, он обратно поперся – а все бесит больше и больше. А собака все лает да рычит. Тот уж матерится, и что-то его все довело – в натуральное, говорит, бешенство впал. Ножик выхватил, и вперед прет буром. И почти дошел уже – вдруг тишина. Вылез – смотрит, на полянке, метрах в тридцати, сидит здоровенный волкодав, черкесец. Рычит, но не двигается. А товарищ его в лодке, бледный. Отплыли, а потом уж рассказал тот ему, что было. На этом островке, как они потом узнали – хуторок. И волкодав тот естественно, остров своей территорией считал, а как иначе. Так вот товарищ и рассказал – мол, сижу, курю, вдруг – из кустов морда. На уровне моей, сидячей. Встала на берегу метрах в полутора, гавкнула, и рычит. А я, говорит, и двинуться боюсь – голый по пояс, руки пустые, ничего нету, весла привинчены… Мне, говорит, чтобы хоть что-то достать, или наклониться надо – к нему башкой получается, или назад откинуться – пузо ему подставить. А тот скалится нехорошо так, и двигаться вообще не хочется. И, говорит, даже крикнуть тебе страшно. Так и сидел, не шелохнувшись. И тут, говорит, слышу – треск, хруст, рычание и матюги. Собака так чуть башкой повела, – рычит, и опять на меня… Ну, думаю – сейчас выйдешь, порвет же тебя. Прикинул, как успеть до ружья дотянуться, если что. И тут… собака вдруг уши прижала, оскалилась, тихонько так зарычала… все, думаю, пиздец пришел. Только бы, думаю, успеть руки выставить, хер с ними с руками… А тут пес прижался, да как рванул прочь! Я говорит в ахуении, а тут скоро и ты выполз, и видок такой, что и мне рвануть захотелось не меньше чем собаке. Видать, почуял волкодав, что ненароком может и пиздец прийти вот прямо тут и сейчас. Вот такой рассказ. Так и твой морф тоже, видно, почуял что.
– Эвон как. Ну, да, наверное.
– Ты только не заигрывайся. Охота на них дело же опасное.
– Да знаю… Оборудоваться надо. И помощь. Раньше, сколько-то раз, с машины удачно… ну, по-разному, но все же – и все в одном месте, как специально, охота.
– Это где? – вклинивается майор – у больницы Карла-Маркса?
– Ага. А что, там что-то необычное? Там как гнездо у них… Это бандиты что ль эти?
– Нет. Бандиты вроде и сами от них терпели, детишки конечно не пленные, но рассказывают много – кстати, к тебе полезли за машинами, говорят. Ленивые они были, бандиты – бесхозного полно, но надо же найти, зачистить, в порядок привести. А им проще отнять. Было. Да, так про морфов – там, на Тореза, сектанты какие-то обитали. Короче, как началось – они и совершили массовое самоубийство, похоже. Чем кормовую базу морфам и дали. Разведчики что на эту их молельню наткнулись, говорят, даром что бывалые, изблевались все.
– Ишь ты…. Ясно. Эвон как.
Доктор снова берет инициативу, начинает расспрашивать о том, чем и как питаюсь, какой стул и не пью ли алкогол. С удивлением отвечаю, что последние дней десять – вообще ни капли. К удивлению, он советует, иногда «но только очень по немногу, контролируемо» принимать
– Ага. Вон у нас – «Настойка боярышника», по сто грамм! – ухмыляется проходящий мимо тот самый шутник, Йура. Доктор зыркает неодобрительно, и разводит лекцию, что пить надо хорошее и качественное, и даже в принципе вдруг советует мне – когда буду в надежном месте, с охраной, так взять и нажраться хорошенько. Снять стресс. Приходится, стараясь не ржать, объяснить, что в обозримом будущем оказаться в таком месте не планирую, нажраться совсем не хочу, да и стресса наоборот не испытываю, скорее наоборот – появилась в жизни некая «невероятная легкость бытия», ага. Внезапно и для себя тоже, говорю
– Да я вот только сейчас стал жить как-то…. По настоящему.
– Что, хорошо так жить – удивленно поднимает брови он
– Хорошо? Нет, совсем не хорошо… но – по-настоящему.
Помолчав, он снова меняет тему, начинает спрашивать, как получалось вывозить людей. Рассказываю, вспоминаю про мертвую собачку, он, в ответ, хмыкнув, рассказывает – в какой-то лаборатории в Кронштадте такого добра полно – бывшие опытные животные, крыски и собачки, «дезактивированные», как он сказал, служат эдакими общими любимцами, навроде тамагочи. Курящие рядом емко характеризуют состояние мозгов работников лаборатории… а я их наоборот, где-то даже понимаю. Потом вспомнил, про того алкаша – его рассказ об умершем и не восставшем собутыльнике – и доктор живо заинтересовался. Майор тут же приносит журнал – там ребята записали адрес. Доктор переписывает, и объясняет, что это, вполне мог быть обширный инсульт – кровоизлияние в мозг. Вполне вероятен при этом некоторый процент таких случаев, когда поврежден и тот участок мозга, который необходим для жизни зомби. Случай интересный, и он просит майора договориться с охотниками, кого-то там ловящими в промзоне, и оформить все это через Кронштадт. А я вспоминаю, о чем еще хотел спросить врача – и, помявшись, излагаю ему про Олежку. Помрачнев, тот отвечает, что, похоже, тут я просто не успел. Организм истощился, перешел за ту грань, из-за которой и в суперсовременной больнице не всегда можно вытащить. Плюс обезвоживание, почки и еще что-то там, про соль и прочее. В общем – поздно было. И не скажешь кому чего – у каждого свой порог, а про детей и подавно ничего точно сказать нельзя. Да плюс, вполне могло быть, что и расслабился – с одной стороны, все вокруг стало спокойно, с другой стороны, «на радостях», организм дожег бережно хранимые до того ресурсы…. Ну, в общем, так как-то.
