Дин Кунц - Фантомы
— На втором этаже тоже стреляли!
— Это Брайс, — проговорила Дженни, и ее пронзила волна холодного страха.
— Что тут, черт возьми, происходит? — спросил Тал.
Дженни помчалась к пожарной лестнице, что была в конце коридора, распахнула дверь и, прыгая через две ступеньки, бросилась вниз. Тал нагнал ее, когда она была уже на площадке второго этажа. Он толкнул дверь, и они вместе чуть не вывалились в коридор.
Здесь возле палаты, в которой лежал Тимми, тоже толпились люди. Дженни протолкалась через толпу зевак. Сердце ее билось так, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди.
На полу кто-то лежал, над ним склонилась сестра.
Вначале Дженни показалось, что это был Брайс. Но потом она увидела, что шериф сидит в кресле и другая сестра осторожно срезает ему с плеча рубашку. Он был всего лишь ранен.
Брайс с трудом выдавил из себя улыбку:
— Будьте осторожны, док. Если вы станете всегда появляться на месте происшествия с такой скоростью, то можете заслужить прозвище «скорой».
Дженни расплакалась. Она просто не сумела сдержать себя. Кажется, ничему на свете она сейчас не могла бы обрадоваться так, как этим звукам его голоса.
— Чепуха, царапина, — проговорил Брайс.
— Рассуждаешь, совсем как Тал, — сказала она, смеясь сквозь слезы. — А с Тимми все в порядке?
— Кейл хотел убить его. Если бы я тут не оказался...
— Это Кейл?
— Да.
Дженни вытерла рукавом слезы и осмотрела рану Брайса. Пуля прошла через плечо навылет, войдя спереди и выйдя со спины. Не было никаких оснований думать, что внутри она могла расщепиться на осколки, но Дженни все равно решила отправить Брайса на рентген. Кровь из раны текла спокойно, не встречая, по-видимому, внутренних препятствий, но и не хлестала, и потому Дженни сказала сестре, чтобы та просто наложила с обеих сторон тампоны, смоченные раствором борной кислоты.
Ничего серьезного, он поправится.
Убедившись, что состояние Брайса не вызывает опасений, Дженни повернулась к лежавшему на полу. Его положение оказалось гораздо серьезней. Он был ранен в грудь, и сестра уже расстегнула на нем пиджак, разорвала рубашку. Раненый кашлял, на губах у него выступала ярко-алая кровь.
Дженни отправила одну из нянечек за носилками и вызвала дежурного хирурга. Только после этого она обратила внимание, что у Кейла лихорадка. Лоб у него был горячий, лицо побагровело. Взяв его за руку, чтобы проверить пульс, Дженни увидела, что вся рука усыпана темно-красными точками. Она подняла рукав и обнаружила, что такие же точки идут дальше по всей руке. И на другой руке было то же самое. Ни на лице, ни на шее, однако, таких точек не было. Бледные красные точки были на груди, она поначалу даже приняла их за капельки крови. Теперь, посмотрев повнимательнее, она увидела, что это такие же точки, как на руках.
Корь? Нет. Это что-то другое. Что-то гораздо хуже, чем корь.
Вернулась нянечка с двумя санитарами, которые везли носилки на колесиках, и Дженни сказала ей:
— Придется закрыть этот этаж на карантин. И третий этаж тоже. Здесь какая-то инфекция, и я пока не очень понимаю, что это такое.
После того как ему сделали рентген и наложили постоянную повязку, Брайса поместили в палату, находившуюся почти напротив той, в которой лежал Тимми. Боль в плече у него не ослабевала, а становилась все сильнее: нервы, поначалу бывшие в шоке, постепенно восстанавливали свою чувствительность. От болеутоляющих средств Брайс отказывался: ему хотелось сохранить ясную голову до тех пор, пока он не разберется, что и почему здесь произошло.
Через полчаса после того как его привезли в палату, Дженни зашла навестить его. Выглядела она усталой, но от этого не менее красивой. Одна только возможность видеть ее была для Брайса самым лучшим лекарством.
— Как Кейл? — спросил он.
— Пуля не затронула сердце. Она пробила легкое, разорвала артерию. Если бы все ограничивалось только этим, то можно было бы давать оптимистический прогноз. Но ему предстоит оправляться не только от раны: у него еще и особая, горная разновидность сыпного тифа.
— Сыпного тифа? — Брайс даже заморгал от удивления.
— На правой икре у него два ожога от сигареты, точнее, шрамы от двух ожогов. По-видимому, в этом месте он прижигал клещей. А лесные клещи разносят эту болезнь. Судя по виду шрамов, я бы предположила, что клещи покусали его дней пять-шесть назад, а это как раз примерно соответствует продолжительности инкубационного периода сыпняка. Наверное, болезнь по-настоящему скрутила его только в самые последние часы. У него должна была кружиться голова, он должен чувствовать озноб, слабость в руках и ногах...
— Вот почему он так плохо стрелял! — проговорил Брайс. — Трижды, почти в упор, а попал в меня только один раз.
— Поблагодари Бога за то, что он наслал на него клещей.
— Пожалуй, это действительно выглядит как акт Божьей милости, — сказал, подумав немного, Брайс. — В самом деле так, правда? Но интересно, что все-таки они с Терром затевали? Почему они рискнули заявиться сюда, да еще с оружием? Я еще могу понять, почему Кейлу понадобилось убить меня или даже Тимми. Но при чем тут Тал, ты и Лиза?
— Ты не поверишь, — ответила Дженни, — но с прошлого вторника Кейл вел дневник, который он назвал «События после Богоявления». Похоже, он и Терр заключили сделку с Дьяволом.
* * *В понедельник, в четыре часа утра, спустя всего шесть дней после того богоявления, о котором писал Кейл, он умер в окружной больнице. Перед самой смертью он открыл глаза, посмотрел безумным взглядом на сиделку, потом перевел глаза куда-то ей за спину и увидел там нечто, приведшее его в ужас, хотя сама сиделка потом клялась, что там никого и ничего не было. Он еще нашел в себе силы, чтобы поднять руки, словно защищаясь, и закричать, но крик вышел слабым, это был предсмертный хрип, а не крик. Когда сестра попыталась успокоить его, он ответил: «Нет, моя судьба должна быть другая». И умер.
* * *Тридцать первого октября, через шесть с небольшим педель после событий в Сноуфилде, вечером накануне Дня Всех Святых Тал Уитмен и Паула Тори — та медсестра, в которую влюбился полицейский, — устроили в доме Тала в Санта-Мире маскарад. Брайс пришел, нарядившись ковбоем. Дженни оделась женщиной-ковбоем, а Лиза — ведьмой, нацепив высокую остроконечную шляпу и густо измазав лицо черной краской.
Тал открыл им дверь и проговорил: «Ко-ко-ко!» На нем был костюм цыпленка.
Более дурацкого костюма Дженни в жизни не видела. Она расхохоталась так, что не сразу поняла, что и Лиза тоже хохочет вовсю.
Это был первый ее смех за все последние шесть недель. До этого она в лучшем случае только улыбалась, выдавливала из себя улыбку. Теперь же она хохотала до тех пор, пока по щекам у нее не покатились слезы.
