Чарльз Уильямс - Сошествие во Ад
— Питер Стенхоуп — большой поэт, — отвечала бабушка. — Мне кажется, вы не очень-то понимаете его пьесу. Разве что ты…
— Миссис Парри понимает в ней все, кроме Хора, — сказала Паулина. — А Адела и Миртл Фокс понимают даже это.
Взгляд миссис Анструзер изменился.
— Милая моя, я прекрасно знаю Кэтрин Парри. Никто не загубил своими «удачными» постановками больше пьес, чем она. Иногда я думаю, не сделала ли она то же самое с собственной жизнью. Нет, она — славное создание, и ее непредсказуемые эффекты тоже хороши, но, боюсь, она больше внимания обращает на декламацию, чем на поэзию.
Паулина поразмыслила.
— Но как же можно поставить пьесу без декламации?
— Ты и сама немного к этому склонна, милая моя, — ответила миссис Анструзер. — Ты декламируешь довольно точно и проникновенно, но живого дыхания и стиха не чувствуешь. Ты всегда была добра со мной. Мы прекрасно управлялись вдвоем: я — в роли пациента, а ты — сиделки. Вот примерно это я и имела в виду, когда говорила о декламации.
Паулина медленно залилась краской и отвела глаза.
— Тут нечего стыдиться, — успокоила ее старушка. — Повторяю, ты — молодец. Я же вижу, тебя давно что-то угнетает, а ты несмотря на это все-таки остаешься неизменно добра со мной. Мне бы хотелось помочь тебе.
— Ничего меня не угнетает, — Паулина раздраженно открестилась от своих проблем, — разве что сегодняшний разговор. Я вела себя глупо, да, бабушка?
— Мне кажется, ты ведешь себя неразумно сейчас. Почему ты не хочешь довериться мне?
— Хочу, — горько сказала Паулина, — вот только… — она чуть не проговорилась «что толку доверяться», но вовремя поправилась и сказала: — Не в чем особенно доверяться.
— Милое дитя, — мягко произнесла миссис Анструзер, — ты как в школе, право. Попроси Питера Стенхоупа научить тебя читать стихи.
Запутавшись в метафорах, вторых смыслах, неявных упреках и голосе, затопившем сад неизменным благодушием, Паулина собралась возразить снова, но тут появилась Феба и доложила хозяйке:
— К вам миссис Лили Сэммайл, сударыня. Желает узнать, достаточно ли хорошо вы себя чувствуете, чтобы принять ее.
— Конечно, — сказала миссис Анструзер. — Попроси миссис Сэммайл пройти сюда. Ты ее знаешь, Паулина? — спросила она, когда Феба вышла.
Паулина уже стояла, держа в руках рукопись.
— Ну, не так чтобы знаю, — отозвалась она. — С ней то и дело сталкиваешься на улице, она везде. Она ко всем заглядывает. Но я не знаю никого, кто заглянул бы к ней. По-моему, никому это и в голову не придет. Я даже не знаю, где она живет.
— На этом холме есть разные места, — сказала миссис Анструзер, и Паулина опять уловила двусмысленность в ее голосе. На миг страх вернулся к ней, она торопливо огляделась. Двойника нигде не было. — Самые разные вместилища жизни.
Миссис Сэммайл была на вид моложе миссис Анструзер, посвободней в движениях и намного беспокойней. Ее туфли бодро простучали по дорожке, глаза мгновенно обшарили сад; всем своим существом она показывала, что время не ждет, что времени осталось совсем мало — вот только для чего? Возможно, по контрасту со спокойной умиротворенностью миссис Анструзер она казалась очень возбужденной. Ростом пониже Паулины, она и на девушку смотрела снизу вверх с некоторым беспокойством.
— Заглянула вот на минутку, — сказала она. — Но как же давно я вас не видела!
— Мы вчера встречались, если припомните, — улыбнулась Паулина. — Но хорошо, что вы зашли.
— Надеюсь, я не слишком побеспокоила? — продолжала миссис Сэммайл, здороваясь за руку с миссис Анструзер. Та пробормотала нечто невнятное, а Паулина перевела:
— Конечно же, нет, миссис Сэммайл, мы вам рады.
— Какая роскошная погода! Но какая утомительная, вы не находите? — щебетала гостья. Паулина подумала, что она похожа на цыпленка, скачущего у стеклянных стенок террариума со змеей. — Мне любая погода кажется утомительной, что жара, что холод. А тут ведь всегда не одно, так другое, правда?
— В том и прелесть, — вежливо заметила миссис Анструзер. — Это как с полом: либо мужской, либо женский. Правда, бывает и то, и другое.
— Вот если бы мы сами могли делать себе погоду, — отважно начала Паулина, уже предчувствуя провал…
Лили Сэммайл живо повернулась к ней.
— Если бы! — воскликнула она. — Вчера мне показалось, что вид у тебя, милочка, немного усталый.
— Правда? — отозвалась Паулина. — Да, пожалуй, — и нерешительно добавила: — наверное, это из-за жары.
Собеседница по-птичьи наклонила голову и совсем тихо сказала:
— Я думаю, этот мир слишком утомительный. А ты?
— Я тоже, — сказала Паулина, чувствуя, как колотится сердце. — Очень утомительный.
Ей действительно было жарко. Три человека — слишком много для этого садика. Может, бабушка предпочтет перейти в дом? Если стоит такой июнь, то что же будет в июле?
Время остановилось; ниоткуда не долетало ни звука. Паулина вздрогнула. Жара — это предчувствие вторжения. Жара обволакивала ее, переваливалась через стены… или проходила сквозь них, жара была центром того непостижимого существа, которое — теперь она это знала — могло притянуть, заставить упасть в себя, как в пропасть. Покуда оно есть в ее жизни, Паулине останется роль слабого подобия, тени, отзвука ее двойника.
Ощущение схлынуло. Она пришла в себя и поняла, что смотрит в лицо миссис Сэммайл. Замечательное лицо! Только вот глаза-щелочки да запавшие щеки неожиданно напоминали о смерти. Паулина, взбудораженная воспоминанием о двойнике, подумала, что миссис Сэммайл напоминает смерть куда больше, чем бабушка; что она — просто живая смерть. А чего еще ждать на этом холме, где умер и ее предок, и множество других людей?
— Может, она заснула; не станем ее будить, — между тем говорила тихонько миссис Сэммайл. — А ты выглядишь усталой. Если я могу чем-нибудь помочь…
Паулина подумала, что была несправедлива к глазам миссис Сэммайл. Они вовсе не беспокойные, как ей поначалу представлялось. Они затягивающие. Они очаровывали и успокаивали одновременно.
— Я вижу плохие сны, — сказала Паулина.
— Я тоже иногда их вижу, — сказала миссис Сэммайл, и Паулина тут же поняла, что ее сны, если так их называть, — ничто по сравнению с кошмарами ее собеседницы. Но не успела она открыть рот, как гостья продолжила: — Но и с ними можно справиться.
Видимо, миссис Анструзер услышала последние слова и ответила в том же тоне:
— Сон. Или бодрствование. А разве бывает что-то еще?
Миссис Сэммайл обернулась, и напряжение в ее голосе стало еще отчетливее.
— Но сны все-таки лучше. А на нашем Холме у каждого должен быть выбор. Их здесь много.
