Сергей Гомонов - Сокрытые-в-тенях
— Не надо было! — не то со страхом, не то с восхищением вырвалось у черноглазки.
Диана вяло махнула рукой:
— А какого черта?
— Просто глупо это… наверное…
— То, что тебя вот так запросто лишили твоей кровати? А? Или что? — Дина снова закипела.
Аня в задумчивости потерла коленку. Она по-прежнему сидела, скорчившись в оконном проеме, и напоминала собой тощего перепуганного совенка. Ах, как разнился ее нынешний вид с тем уверенным, когда она — всего несколько минут назад! — поучала Дину!
— На событиях, как и на людях, надеты маски! На самой их сути, — процедила Диана, справившись со своей злостью. — Думаешь одно, а на самом деле — все по-другому.
— Стоп! — Аня беззащитно захлопала ресницами. — Это я хотела сказать!
Потрепанные в заварушке, соседки с ворчанием ложились спать. Они будто даже и не слышали странного разговора девушек у окна.
— А сказала я. Мне можно, я сумасшедшая. Да и ты не лучше, Кассандрушка. Что с нами могут сделать? Увести, как эту Помидоркину, в изолятор? Ну, мы не настолько глупы, чтобы буянить. А так… так мы можем делать что угодно, Анечка! Что угод…
— Дина, Дина! Ну тебя и понесло! — черноглазка сползла с подоконника. — По-твоему, только запертый в психушке идиот — свободен?
— Лучше быть, чем слыть. Ну что, спокойной ночи, соседка. И пожелай мне удачи, — Дина перешла совсем на шепот: — Мне она сегодня ночью понадобится!
— Могла и не говорить, я ведь все равно слышу…
Порыв ветра, в отчаянии грохнувшего оконной решеткой, отвлек внимание Дины. Там, во дворе, промозгло и холодно… Лечебница с ее жестокой казенностью вдруг представилась девушке теплой и приветливой, убежищем сродни милому дому, который Диана до сих пор не вспомнила, но придумала. А эта уличная свобода… неопределенная… ледяная… чуждая… Зачем?
Нырять в темноту хотелось все меньше.
Здесь уютно. Здесь плохо, но кормят. Пусть и больные, но здесь есть собеседники, и они готовы общаться — они такие же, как и ты. Что еще нужно?
— Разбей окно! — прошептал в голове Анин голос.
Кажется, она была раздражена сомнениями Дины.
— Разбей окно!..
…Диана очнулась. Ее разбудили, потому что телесеанс окончился, а всем больным было велено расходиться по палатам. Гена тянул свое «ы-ы-ы-ы», как и во сне у Дины. Помидоркина — плод больного воображения — развеялась в «тонком» мире, едва реальность вступила в свои права.
«Разбей окно!» — опять выдохнул голос.
Оглядевшись, Дина встретилась взглядом с черноглазкой Аней, никакой не принцессой, а обычной больной девочкой, спрятавшей от всего озлобленного мира свой дар, жуткий и навязанный кем-то извне. «Разбей окно!» говорила не она. Голос был скорее мужским…
Молча, бок о бок, пациентки направились в палату. И только после того, как соседки захрапели, Диана услышала Анин шепот:
— Я подслушала Аркадия Михайловича. Дина, ты меня слышишь?
Дину словно окатили ведром ледяной воды.
— Слышу…
— Завтра приедут из прокуратуры. По твоему делу. Я подумала, нужно, чтобы ты это знала…
— Спас-сибо… — споткнувшись, ответила та.
— 2-Самым трудным оказалось тихо отвинтить решетку. Аня делала вид, будто видит десятый сон, спрятав голову под подушку и натянув одеяло до шеи. Но соседки то и дело всхрапывали, булькали, переворачивались, заставляя Дину замирать и покрываться ледяным потом.
«Эта кровать проклята, на ней не задерживаются, — твердила про себя Диана, когда трясущимися пальцами откручивала расшатавшиеся ржавые болты. — Мне не холодно. Мне не страшно. Эта кровать проклята, поэтому и я не задержусь на ней!»
«Разбей окно!» — сипло проскрежетала решетка, цепляясь за раму.
— Сам разбивай! — раздраженным шепотом выплюнула ответ Диана. — Умные все! Ой! — она замерла и осторожно оглянулась, понимая, что секунду назад отозвалась на голос некоего реального человека. Настолько реального, что еще миг — и в памяти высветился бы его облик.
Некто из темноты, медленно перебирающий за ее спиною длинными, суставчатыми, как лапки арахнида, пальцами, тут же отпрянул и растаял в тенях. А ведь Дина уже так отчетливо представила себе это существо, гротескное и наверняка сбежавшее с экрана во время показа малобюджетного мистического триллера…
— Тьфу! — в отчаянии высказалась девушка и, закусив губу, вновь сжала руками заевший болт. — Кому я, чес-слово нужна, кроме прокурора! Слышишь, ты, кто там меня поучает… и-эх!.. чертов болт! Слышишь, умник? Ты вылезай из тени да помоги лучше убогой отвинтить эту проклятую решетку. А? Молчишь. Вот вы все, нормальные, такие: только поу… С-с-с!
Пальцы предательски соскочили, вспыхнув алой болью там, где сорвало полногтя. Дина не сразу поняла, с каким из них это произошло, тихо заскулила. Но в то же время и едва не завопила от радости: последний болт ослаб, его оставалось лишь докрутить и вытащить совсем. Безусловно, рана тут же переполнилась кровью. Не найдя взглядом при свете дальних фонарей ничего, чем можно было бы перевязать поврежденный палец, Диана сдавила его в кулаке здоровой руки через подол халата.
— Вот черт! Этого не хватало… Да еще и в халате… — пробурчала она, бессильно приваливаясь на подоконнике к раме открытого окна и уже не замечая стылого ветра с улицы.
Проявлять чудеса скалолазания на больничной стене, будучи завернутой в длинный, путающийся между коленок халат казалось верхом безумия. И пока еще Диана не была уверена, что достигла этих виртуозных вершин. А что дальше? Даже если она и не переломает себе руки и ноги при падении, то пары часов в таком виде под дождем будет вполне достаточно для того, чтобы схлопотать воспаление легких — как минимум!
Аня-черноглазка нетерпеливо завозилась под одеялом. В самом деле, замешательство Дины становилось уже неприличным!
Она подержала раненый палец во рту, и солоновато-медный привкус постепенно растаял.
Постройка была старой, годов тридцатых. Проемы между окнами в те времена часто украшались кирпичными выступами, за которые худо-бедно мог бы уцепиться ловкий человек. И пока Дина ползла по стене вниз, в голове ее витали странные размышления о том, сколько человек успели воспользоваться архитектурой таких зданий для побегов или, наоборот, для того, чтобы забраться внутрь.
Мокрая вялая трава противно облапила Динины ступни, с легкостью пропитав ледяной влагой старые и теперь уже никчемные тапки-шлепанцы. Еще толком никуда не сбежав, Дина успела промерзнуть до костей. Идти через центральный вход было глупо и даже опасно: иногда больные видели в окна бегающую по двору собаку сторожихи — помесь немецкой овчарки и безвестного «дворянина» косматой наружности, как любила говорить одна из санитарок. Кто знает, вдруг сторожиха выпускает пса и по ночам.
