Шеррилин Кеньон Шеррилин Кеньон - Пока смерть не разлучит нас
Ретта взглянула вверх, услышав голос Ралуки. Старая женщина стояла в дверях, глядя на нее с упреком.
Ретта вытянулась на стуле, чтобы облегчить боль и сведенные судорогой мышцы. Она не отходила от Вэлкана последние четыре дня, пока он спал. Поначалу то, что он продолжал спать, серьезно беспокоило ее, но Ралука и Виктор заверили ее, что для Темного Охотника естественно спать так долго, если он ранен. Это давало ему возможность исцелиться.
Подтверждая их слова, кожа Вэлкана с каждым днем выглядела все лучше и лучше. Теперь он просто выглядел так, будто у него был серьезный солнечный ожог, а кровоподтеки, бывшие повсюду, сошли.
— Я не устала, — тихо сказала Ретта.
— Вы едва прикасаетесь к еде и почти не спите.
— Не похоже, чтобы я могла заболеть или умереть.
Ралука поцокала языком, затем обернулась, бормоча:
— Отлично. Я принесу Вашу еду сюда, но поверьте мне, если Принц очнется, он будет благодарен, что не обладает усиленным обонянием.
Сильно оскорбленная, Ретта изящно обнюхала себя, чтобы убедиться, что она не воняет.
— Расслабься. Она просто поддразнивала тебя.
Ее сердце прекратило биться, когда она услышала этот глубокий голос.
— Вэлкан?
Она кинулась со своего стула к кровати, чтобы увидеть его раскрытые глаза.
— Я думал, что ты теперь уедешь.
Она сглотнула комок, застрявший у нее в горле.
— Вряд ли. Мне так много надо сделать.
— Например?
Ретта сглотнула, прежде чем ответить.
— Извиниться перед тобой.
— Зачем тебе делать это?
— Потому что я глупая и упрямая. С предубеждениями. Непрощающая. Недоверчивая — ты можешь остановить меня в любое время, ты ведь знаешь?
Один уголок его рта дернулся в насмешке.
— Почему я должен? Ты действительно идешь по списку. Кроме того, ты забыла худший из своих недостатков.
— И какой же?
— Вспыльчивость.
— Этому я научилась от тебя.
— В каком смысле?
— Помнишь тот раз, когда ты бросил свои сапоги в огонь, потому что у тебя были проблемы, когда ты снимал их?
Вэлкан нахмурился.
— Я никогда не делал этого.
— Да, делал. Ты также отдал свое любимое седло конюху, потому что оно оцарапало твои ноги, когда ты спешивался, и сказал ему, что он может забрать его, но, сам ты его также бы сжег.
Этот случай он хорошо помнил. У него до сих пор остался шрам. Но его удивило то, что она помнила эти случаи.
— Я думал, ты избавилась ото всех воспоминаний обо мне.
Она робко отвела взгляд.
— Бог знает, я пыталась, но ты мужчина, которого тяжело забыть. — Когда она посмотрела на него, их взгляды встретились и соединились. — Я была так глупа, Вэлкан. Мне правда жаль.
Он лежал, окончательно ошеломленный искренними эмоциями в ее голосе. Было время, когда он молился, желая услышать эти слова из ее уст. Время, когда он воображал этот момент.
— Сможешь ли ты простить меня? — спросила она.
— Я могу простить тебе все что угодно, Эсперетта, но я никогда не смогу доверять тебе вновь.
Ретта нахмурилась, услышав его слова.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты уехала и не вернулась, то доказала мне, что у тебя не было веры в меня ни как в мужчину, ни как в мужа. Очевидно, в нашем браке было множество проблем, о которых я не знал.
— Это неправда.
— Тогда почему ты не возвращалась домой?
Потому что она думала, что он убил ее. Она действительно так думала.
— Я была молода. Мы жили в беспокойные времена. Наши семьи поколениями убивали друг друга…
— И ты подумала, что единственной причиной моей женитьбы на тебе было твое убийство. — Он покачал головой. — Ты прекрасно знаешь, что как только я женился на тебе, моя семья отреклась от меня, едва узнав о свадьбе.
Это было правдой. Его семья отвернулась от них. Его отец послал армию, чтобы опечатать этот дом и увериться, что Вэлкан никогда больше не переступит его порог.
Но хуже всего то, что его отец сжег все, что носило символ или имя Вэлкана. Даже фамильная гербовая книга, хранившая родословную Данести, была сожжена, и создана новая, в которой не осталось и следа о рождении Вэлкана.
— Я думала, что наши семьи достаточно издевались над тобой. И мы оба знаем, что вернись ты домой после убийства меня и моего отца, твой отец принял бы тебя с распростертыми объятиями.
Его черные глаза обжигали ее.
— Я сделал выбор, отдав свою верность тебе в тот день, когда связал нас друг с другом, Эсперетта. Я знал ту цену и боль, что наше соединение принесет моей семье, и все еще думал, что ты стоила этого. Ты наплевала на меня и наплевала на ту любовь, что я хотел отдать тебе.
— Я знаю, я ранила тебя.
— Нет, — прошептал он. — Ты не ранила меня. Ты меня уничтожила.
Слезы выступили у нее на глазах.
— Я так сожалею.
— «Сожаление» даже не начнет исправлять пять сотен лет.
Он был прав, и она знала это.
— Почему ты связал наши души вместе, не сказав мне?
Его глаза обожгли ее грустью.
— Я не хотел жить без тебя… ни в этой жизни, ни в следующей. Я намеревался сказать тебе о том, что сделал, но твой отец стал для нас серьезной помехой, прежде чем у меня появилась возможность. Я не знал, когда продал свою душу Артемиде, желая мести, что твоя душа последует за моей.
Чего он не сказал, так это того, что она заставила его выстрадать, ведь единственное, чего он больше всего хотел избежать… провести жизнь без нее.
В этот момент она ненавидела себя за то, что сделала. И она не винила его за то, что он не прощал ее.
Он дал ей весь мир, и она с презрением отвергла его. Неспособная смириться с ошибкой, которую сделала, она бежала.
— Ты голоден?
— Да.
— Я принесу тебе что-нибудь поесть. Держись.
Она остановилась у двери и оглянулась назад, на него, лежащего на большой постели. Это была кровать, на которой она лишилась девственности. Она до сих пор отчетливо видела ту ночь. Она была напугана и возбуждена. Вэлкан при всей своей безжалостности оставил ее нетронутой в комнате дальше по коридору.
Он обещал отправить ее к доверенным лицам ее отца на следующий день и освободить ее. Но это была последняя вещь, которую она желала. Ее отец отослал бы ее обратно в монастырь, чтобы она провела жизнь в молитвах и тяжелом труде — мне то чтобы с этим что-то было не так. Но она уже влюбилась в своего мрачного полководца и не хотела возвращаться без небольшого подарка на память.
В ее намерения не входило ничего больше невинного поцелуя. Но в то мгновение, когда их губы соприкоснулись, Вэлкан сжал ее в объятиях, и она отдалась ему по своей воле — даже сильнее жаждая попробовать его, чем он ее.
