Брайан Ламли - Порча
Джеймисон ждал, какая же реакция последует на его рассказ. Спустя пару мгновений Джилли наконец обрела дар речи и произнесла:
– Вы упомянули безделушки, которые женщины-островитянки привозили с собой из-за дальних морей. Как я понимаю, речь о ювелирных украшениях. Вам ведь наверняка доводилось их видеть? Просто хочу спросить: какого рода безделушки? Не могли бы вы их описать?
Старый доктор озадаченно насупил брови.
– Ага! – воскликнул он и понимающе кивнул. – Мне кажется, Джилли, мы с вами говорим о разных вещах. Я имел в виду именно безделушки: браслеты и ожерелья из раковин, украшения, вырезанные из скорлупы кокосового ореха… и тому подобная ерунда. Однако не исключаю того, что лично вы под безделушками понимаете совсем другое… Миссис Тремейн показывала мне брошку, которую приобрела у вашего мужа. О да, я питаю особый интерес к такого рода вещам – и потому перекупил ее! На самом же деле единственными «безделушками», упоминавшимися в тех легендах, были дешевые украшения, которые капитаны судов предлагали островитянам «на обмен». Обмен? Уж лучше скажем со всей откровенностью – бессовестный обман и грабеж! А те «безделушки», которые, судя по всему, интересуют вас… с ними наивные дикари расставались ради дешевых бус и прочей дребедени. Я имею в виду местные ювелирные изделия – подлинные, выполненные из ценных сплавов золота. Вот что моряки Инсмута выманивали у невежественных туземцев! И вы спрашиваете, видел ли я их? Видел, как не видеть, и не только брошь, которую приобрел у Дорин Тремейн…
Доктор все больше и больше приходил в возбуждение – тема увлекла его не на шутку. Но вдруг он опомнился – взял себя в руки, поудобнее расположился в кресле и лишь затем продолжил свой рассказ.
– Ну вот, – произнес он, – разве я не говорил вам, что меня легко заносит на посторонние темы? Вы не поверите, но я уже совершенно не помню, о чем шла речь минуту назад.
– Я задала вам вопрос об украшениях островитянок, – напомнила ему Джилли. – Подумала, не могли бы вы описать мне какую-нибудь вещицу – или по крайней мере рассказать, где ее видели… И еще вы говорили… что-то про моряков, которые общались не только с туземцами, но и с какими-то существами. Мне ваши слова показались… гм, любопытными.
– Ах вот что, – вздохнул старик. – Относительно последнего, милая, уверяю вас – это все выдумки. Что же касается ювелирных изделий… где же я их видел? Ну конечно же, в Инсмуте, где же еще! Там есть музей – ну или некое подобие музея, а вернее сказать, священное место, алтарь предков. Я мог бы рассказать о нем подробнее, если желаете. И если вы уверены, что не будете потом терзаться тревогами.
С этими словами Джеймисон в упор посмотрел на свою собеседницу, словно хотел проникнуть в ее мысли. Однако она восприняла его взгляд совершенно спокойно.
– Расскажите, пожалуйста, – кивнула она. – И я обещаю вам, что постараюсь… не терзаться тревогами. Прошу вас, продолжайте.
Джеймисон кивнул, погладил подбородок и возобновил свой неторопливый рассказ:
– Антропология, наука о происхождении человека и его образе жизни, всегда меня привлекала. А старый Инсмут, несмотря на все свои недостатки, был местом примечательным – с удивительной историей и фольклором, которые я пока обрисовал вам очень смутно.
Некоторые из женщин (назвать их дамами язык не поворачивается), обращавшихся ко мне за помощью, принадлежали к туземной линии крови. Не обязательно, надо сказать, испорченной. Несмотря на многие поколения, отделявшие их от темнокожих предков, в них все равно можно было узнать потомков островитян из южных морей. Именно благодаря пациенткам во мне проснулся интерес к украшениям, которыми они себя увешивали – всем этим старинным брошкам, браслетам и ожерельям. Я видел немало подобных вещиц, выполненных в одном и том же грубоватом стиле, с использованием схожих примитивных орнаментов.
А вот подробно их описать уже труднее. Цветочный орнамент? Вроде бы нет. Арабески? Думаю, самым точным было бы сравнить его с диковинными растениями, чьи побеги и ветки самым причудливым образом переплелись… только речь не о наземной растительности. Скорее, нечто океаническое – разные там водоросли, а между ними ракушки и рыбы… в особенности рыбы. В целом все образовывало неземные картины, которые могла бы создать какая-нибудь рыба или амфибия. На некоторых украшениях за хаосом водорослей проглядывали контуры зданий – странных, приземистых пирамид и башен со странной геометрией. Казалось, будто неизвестные мастера – кем бы или чем они ни были – пытались изобразить сгинувшую Атлантиду или какую-то другую подводную цивилизацию.
Старик опять на время умолк.
– Боюсь, мое описание не слишком удачно, но, думаю, его хватит, чтобы у вас создался некий образ. К тому же я не настолько сблизился с инсмутскими женщинами, чтобы они позволили рассматривать их побрякушки, все эти броши и цепочки, с близкого расстояния. Впрочем, я всегда расспрашивал владелицу, откуда у нее та или иная вещь. Увы, разговорчивостью они не отличались и отвечали, как правило, односложно и уклончиво… За исключением одной, что была помоложе других. Это она посоветовала мне сходить в музей.
В лучшие времена там располагалась церковь – еще до того, как здесь появилась порченая кровь, потому что потом старая добрая христианская вера поспешила покинуть эти края. Это было приземистое каменное здание, в котором давно не осталось и намека на святость. Стояло оно рядом с другим, не менее внушительным строением, украшенным колоннадой, на фронтоне которого еще читалась выцветшая надпись: «Эзотерический орден Дагона».
Дагона, каково? Давным-давно это здание тоже служило храмом… ну или чем-то вроде святилища. Чем не задачка для антрополога? Конечно же, речь шла о Дагоне, морском божестве – наполовину человеке, наполовину рыбе. Когда-то в древности ему поклонялись филистимляне, затем его культ переняли финикийцы, которые называли его Оанном. И вот эти полинезийские островитяне, жившие фактически на другом конце света, предлагали ему свои подношения – или по крайней мере возносили молитвы. В Инсмуте в двадцатых годах девятнадцатого века их потомки свято чтили эту традицию! И пусть это покажется вам глупостью, милая, но я не удивлюсь, если узнаю, что культ жив и сегодня, в наши дни.
Ну вот, я опять отвлекся! Господи, о чем же я говорил? Ах да, о старой церкви… вернее, о музее.
Он производил несколько странное впечатление: окна закрыты ставнями, цокольный этаж непропорционально высок. Именно здесь, в этом полуподвале, и были выставлены «экспонаты». Под пыльным стеклом в незапертых ящиках моим глазам предстала потрясающая коллекция золотых украшений. Признаюсь честно, меня поразило, что к экспонатам не прилагалось никаких пояснительных табличек. Более того, в музее не имелось даже экскурсовода или смотрителя, который охранял бы эти бесценные сокровища от воришек. Впрочем, о наплыве посетителей речь и не шла. За все время мне не встретилось там ни одной души – даже церковной мыши.
