Джон Кольер - Сборник новелл «На полпути в ад»
— Мне он нравится, — сказал коротышка Гиз. — Мы с ним друзья.
— Это ты чепуху мелешь, — сказал Фуараль. — Он же полоумный. А дела с ним у меня.
— Я подумал, пожалуй, он и не такой уж полоумный, когда он сказал, что твой дом глядит из земли как старый череп, — сказал Гиз, неспроста небось отводя глаза.
— Может, даже и не обманщик? — спросил Фуараль. — Если хочешь знать, он еще сказал, будто дом похож на игральную костяшку посреди пустыни. Так как же, череп или костяшка?
— Я, говорит, из Парижа, — сказал Араго. — И прямо тут же: я, мол, американец.
— Да, да. Что и говорить, самый настоящий обманщик, — подтвердил Кес. — Может статься, мошенник из мошенников-недаром разъезжает по всему свету. Но, к счастью, вдобавок полоумный.
— Вот и покупает дом, — сказал Лафаго. — Были б мозги при нем, он бы — этакий-то обманщик — забрал его себе, и все тут. А так покупает. За тридцать пять тысяч франков!
— Человек полоумный, будь он семи пядей во лбу, все равно что вывернутый мешок, — сказал Араго. — А если он вдобавок набит деньгами, то…
— … то деньги так и сыплются, — продолжил Гиз.
Чего же лучше-то. Все с нетерпением поджидали чужака. Фуараль побелил дом, прочистил дымоходы, повсюду прибрал. И уж будьте уверены, хорошенько все обыскал на случай, если покойный тесть три года назад где-нибудь что-нибудь схоронил, а тот дурень об этом как-нибудь прослышал. С парижанами, с ними держи ухо востро.
Чужак возвратился, и его пожитки целый день перевозили на мулах от шоссе, где они были сгружены с машины. К вечеру все собрались в доме — свидетели, помощники и прочие. Оставались сущие пустяки — получить денежки.
Фуараль намекнул на это деликатней деликатного. Чужак заулыбался, без всяких проволочек сходил в комнату, куда свалили его скарб, и живо принес какую-то книжечку, всю из маленьких billets, вроде тех лотерейных, какие пробуют вам всучить в Перпиньяне. Он оторвал верхний билетик.
— Пожалуйста, — сказал, он, протягивая билетик Фуаралю. — Тридцать тысяч франков.
— Не пойдет, — сказал Фуараль.
— Что еще за новости? — удивился чужак.
— Таких бумажечек я навидался, — сказал Фуараль. — И написано на них, друг мой, было не тридцать, а триста тысяч. Только потом тебе говорят, что они не выиграли. Нет, мне бы лучше деньгами.
— Это и есть деньги, — сказал чужак. — Все равно что деньги. Предъявите это, и вам выдадут тридцать тысячефранковых кредиток, таких самых, какие я вам дал в тот раз.
Фуараль слегка опешил. В здешних краях принято рассчитываться под конец месяца. Опасаясь сорвать сделку, он положил бумажонку в карман, распрощался и пошел в деревню следом за остальными.
Чужак освоился и вскоре со всеми перезнакомился. Фуараль, у которого на душе кошки скребли, исподволь выспрашивал его. Оказалось, что он и правда из Парижа — там он жил; и в самом деле американец — оттуда родом.
— А во Франции, значит, родственников нет? — спросил Фуараль.
— Никаких родственников.
Так-так-так! Ну, Фуараль надеялся, что с деньгами все обойдется. Однако дело-то было не только в деньгах. Никаких родственников! Тут не мешало поразмыслить. Фуараль отложил это дело на потом, чтобы толком обмозговать как-нибудь ночью, когда сон на глаза не пойдет.
В конце месяца он взял свою бумажонку и отправился за деньгами. Дуралей сидел под ясенем почти нагишом и знай себе разрисовывал кусок холста. И что бы, вы думали, он взялся рисовать? Да паршивые оливы Рустана, с которых на людской памяти ни оливки не сняли!
— В чем дело? — сказал полоумный. — Я занят.
— Вот, — сказал Фуараль, протягивая бумажку. — Мне деньги нужны.
— Ну и какого же дьявола, — спросил тот, — вы пристаете ко мне, а не получаете свои деньги?
Фуараль еще ни разу не видел его таким сердитым. Хотя вообще-то известно: тронь весельчака за мошну — и куда все веселье делось?
— Послушайте-ка, — сказал Фуараль, — это дело очень серьезное.
— Нет, уж лучше вы послушайте, — сказал, чужак. — Вот эта штука называется чек. Я дал его вам, а вы с ним ступайте в банк. В банке вам дадут деньги.
— В каком банке? — спросил Фуараль.
— В вашем банке. В любом банке. В перпиньянском банке, — сказал чужак. — Поезжайте в Перпиньян, и дело с концом.
Фуаралю все же очень хотелось получить наличными, и он объяснил, что он человек бедный, а в Перпиньян целый день проездишь, и слишком это накладно выходит для такого, как он, самого что ни на есть бедного человека.
— Ну вот что, — сказал чужак. — Сами знаете, что барыш вы отхватили преизрядный. Не мешайте мне работать. Езжайте с чеком в Перпиньян, оно того стоит. Я вам свое заплатил с лихвой.
Фуараль смекнул: верно, Гиз наболтал, что, мол, дом не по цене продан. «Ладно же, недомерочек, мы об этом поразмыслим на досуге, долгим дождливым вечерком». Однако делать было нечего. Пришлось надеть черный праздничный костюм, доехать на муле до Эстажеля, пересесть на автобус, и автобус привез его в Перпиньян.
А в Перпиньяне хуже, чем в обезьяннике. Тебя толкают, на тебя пялятся, хихикают тебе в лицо. Если у человека дело — ну, скажем, в банке — и он стоит на тротуаре перед входом, чтобы к этому банку присмотреться, так его за пять минут с полдюжины раз отпихнут на мостовую; спасибо, коль жив останешься.
Ну, все же Фуараль попал наконец в банк. Там, как зайдешь, глаза разбегаются. Медные перила, полированное дерево, часы не меньше церковных, и чучела в халатиках сидят-копошатся в деньгах, точно мыши в сыре.
Он встал в сторонку и прождал с полчаса, но никто его словно не замечал. Наконец какое-то чучелко подозвало его к медным перилам. Фуараль порылся в кармане и вытащил чек. Чучелко поглядело на него, как на простую бумажку. «Пресвятая дева!» — подумал Фуараль.
— Хочу обменять на деньги, — сказал он.
— Состоите вкладчиком нашего банка?
— Нет.
— Угодно открыть счет?
— Деньги мне выдадут?
— А как же. Распишитесь здесь. И здесь распишитесь. Распишитесь на обороте чека. Вот, возьмите. Распишитесь здесь. Благодарю вас. Всего хорошего.
— А тридцать тысяч франков? — воскликнул Фуараль.
— С этим, дорогой мосье, придется подождать — чек надо учесть в расчетной палате. Зайдите через неделю.
Фуараль отправился домой, порядком ошеломленный. Неделя прошла тревожно. Еще днем он более или менее рассчитывал получить свои деньги, а ночью только закрывал глаза, как ему казалось: вот он входит в банк, и все чучела в халатиках дружно клянутся, что первый раз его видят. Однако он кое-как перетерпел и точно в назначенный срок снова появился в банке.