Ирина Щеглова - Большая книга ужасов – 29
Бутылка со святой водой откатилась в сторону и валялась неподалеку. Девчонки замерли, прижавшись друг к другу.
Свинья смотрела прямо на них. Ксюха видела, как напряглась спина свиньи, как опустилась ее голова. Рыкнув, свинья кинулась на подруг. Девчонки бросились врассыпную, причем Наташа рванула к воротам, а Ксюха со страху побежала вдоль забора. Свинья повела рылом и понеслась за Наташей. Хоть Ксюха уже ничего не соображала от ужаса, она все же вспомнила о бутылке с водой. Она перепрыгнула через какие-то грядки, упала, подкатилась к Славке, толкнула его: «Вставай!» И в этот момент услышала Наташкин крик и победный визг свиньи.
Ксюха снова прыгнула. На этот раз она ударилась очень больно, зато дотянулась до бутылки. Еще секунда, и она успела бы открутить пробку. Но прямо ей в лицо уткнулось свиное рыло.
Лязгнули белоснежные клыки. Почему-то Ксюху особенно потрясла эта белоснежность, безупречность, для настоящей свиньи невозможная.
Ксюха зажмурилась и машинально закрылась рукой, той, в которой держала бутылку.
Клыки ударили и… впились в тонкий пластик. Бутылка лопнула, брызнула святая вода, заливая и Ксюху, и свинью.
Опомнившись, Ксюха заорала во все горло: «Помогите!» – и что есть силы ткнула в свиное рыло прохудившейся бутылкой.
– Мерзавка! – завизжала свинья человеческим голосом.
Ксюха открыла глаза и уставилась на внезапно изменившуюся свинью. Ее обличье словно размылось, потекло, на его месте проступало другое, настоящее. Ксюха увидела женщину, стоявшую на четвереньках и яростно отплевывавшуюся.
Хаврониха!
Да, это была она. Длинные, черные с сединой пряди ее волос сметали пыль с дворовых плит. Хаврониха мотала головой, мычала и сквернословила так, что у Ксюхи в ушах зазвенело.
Но от прежнего ужаса не осталось и следа. Ксюха поднялась на ноги, отвернула крышку и выплеснула остатки святой воды прямо в лицо мучительнице.
– Что это у вас с лицом? – спросила она презрительно. Правое ухо Хавронихи осталось свиным.
– Ах ты маленькая дрянь! – прохрипела Хаврониха. – Против кого пойти задумала?!
– Да пошла ты! – нагрубила ей Ксюха и отвернулась.
В ворота громко постучали.
Послышались тревожные голоса.
– Ксюшенька! Ксения! – это взывала к ней бабушка.
– Лизавета, что там у тебя происходит?! – этот голос тоже показался Ксюхе знакомым. Где она его слышала?
– Немедленно отворяйте! Эй, вы, там! Начинаю ломать ворота!
– Я иду! – крикнула Ксюха. И побежала к воротам.
Она с трудом отодвинула тяжелый засов. Ворота ходили ходуном от ударов. Створки распахнулись, впустив на ведьмин двор множество народу: участковый, бабушка, отец Виталий, еще какие-то люди…
– Мы здесь! Здесь! – повторила Ксюха.
Бабушка схватила ее, прижала к себе, дрожащей рукой погладила по голове.
– Кто кричал? – строго спросил участковый.
– Ксения, что ты здесь делала? – удивился священник.
– Кто звал на помощь?
– Что происходит?!
– Ловите ее! Держите! – заволновалась Ксюха. – Она Славку и Наташу убила!
Ее обступили, сочувственно расспрашивали и… не верили.
– Девочка не в себе…
– Еще один случай…
– Милая, пойдем домой, – пыталась успокоить ее бабушка.
– Надо бы врача…
– Да вы что, не видите?! – забилась в сдерживающих ее руках Ксюха. – Посмотрите же! Может, их еще можно спасти!
– Кого, кого, детка?
– Здесь нет никого…
Ксюха извернулась, поискала глазами, но не увидела лежащих бесформенными грудами тел Славки и подруги. Где же они?!
Славка исчез. А вот Наташа… Хаврониха невозмутимо тащила ее через двор, волочила прямо по земле, держа за шиворот.
– Наташа! – Ксюха рванулась, ее не сумели удержать, все ахнули, и она в несколько прыжков настигла ведьму, перекрыла ей путь. – Стой, проклятая!
Хаврониха усмехнулась презрительно:
– Отобрала у меня Светку? Так я ей замену нашла! – Она взмахнула свободной рукой. Дверь в доме с треском распахнулась, и оттуда черной тучей вылетело воронье, сбило с ног Ксюху, покатило ее, как тряпичную куклу, по двору, каркая, исхлестало ее жесткими крыльями.
Ксюха кричала – и не слышала своего крика.
Черным-черно…
Глава 14
В бездне
Ксюха лежала на самом дне черной ямы, без звуков, без сна, без надежды…
«Я умерла…» – пришла тягучая мысль.
«Ну и что… так даже лучше…» – возник равнодушный ответ.
«Отсюда возврата нет! НЕТ! Нет! Нет!» – забилось в голове бесконечным рикошетом.
«Почему я чувствую?» – недоумение.
Я?
Чувствую?
Кто это – Я?
Нет меня. Нет ничего. Ни света, ни тени, ни дня, ни ночи. Ни тела, ни движения…
Ксюхе мучительно захотелось моргнуть. Не получилось.
Беззвучие.
Голоса тоже нет. И быть не может, если нет тела.
Но тогда что же есть?
Чувство? Мысль?
Вот оно как – после смерти…
Но как же так? Разве это возможно? Да и за что ее, такую хорошую, совсем еще молодую, взяли и бросили в черную бездну?
Бездну, из которой нет возврата…
Выходит, все люди сюда попадают. И может быть, рядом есть кто-то?
Но как с ними связаться?
Силой мысли?
Стоп, стоп, стоп!
А как же баба Люба?
Она же ведь тоже умерла. Как же у нее это получается – приходить к людям, помогать им, общаться? У нее что, есть какие-то привилегии?
«Ах, баба Люба, баба Люба, где же ты? Если можешь, найди меня, помоги мне еще разок! Я не хочу здесь быть! Это не мое место! В чем моя вина? Я ведь только хотела всем помочь, хотела спасти…» Ксюха отчетливо представила освещенный одинокой лампочкой двор, безвольно волочащееся тело Наташи, ухмылку Хавронихи, черноту и хлопанье множества жестких крыльев.
Живой огонек возник ниоткуда, затрепетал, приблизился.
Ксюха моргнула.
«Это что? Я вижу?» – она разволновалась, потянулась вперед. Огонек разгонял черноту, разрастался светлым облаком.
И вот Ксюха уже смогла разглядеть руку, держащую лампадку, и лицо, выступившее из мрака.
– Баба Люба! – крикнула она во весь голос.
– Ах, Ксения, Ксения, – старушка покачала головой, сокрушаясь, – как же ты неосторожна!
– Я хотела как лучше, – смутилась Ксюха, – я ведь все правильно сделала. И к Игнату сходила, и Наташе помогла, и…
– Не велела ли я тебе причаститься? – спросила баба Люба.
– Кажется, – не очень уверенно ответила Ксюха. – Не помню…
– Когда кажется, креститься надо, – посоветовала баба Люба, – а теперь на-ка вот.
И вовсе не лампадка в руке ее горела, а светилась маленькая чашка. Свет от нее шел живой, теплый. Баба Люба поднесла чашку к Ксюхиным губам, наклонила ее, Ксюха послушно отпила, ощутила на языке сладкую терпкость, проглотила и…
