Юля Лемеш - Дозвониться до небес
– Если не зависит – чего париться? Живи себе припеваючи.
– Фигово, когда тебя пугают, но не объясняют чем. Бабка утверждает, что она уже раз десять беду отводила.
Меня с ним летом не было, поэтому я не могла знать, что происходило, а сам Арсений ничего опасного не заметил.
На улице почти стемнело, даже фонари уже загорелись. Чтобы хоть как-то подбодрить Арсения, я взяла его за руку. Которая была сухая, горячая и недружелюбная. Я в книжках читала, как это бывает – дружеское пожатие, крепко взялись за руки и все такое прочее, обнадеживающее. Топ-топ, ручки в бок, веселей, малышка… Но Арсений брел, как будто не замечая меня. Пришлось сделать вид, что я поскользнулась и случайно подержалась за него, чтобы не свалиться. Фонари, как и прежде, гасли при моем приближении, и, как и прежде, никто не желал этого замечать.
Мелкие цыганята азартно гоняли мяч, вереща от восторга. Я им рукой помахала. А они в ответ, не сговариваясь, изобразили много неприличных жестов. В ответ я показала язык. Веселые цыганята закричали мне всякие слова на непонятном языке. Полиглоты хреновы.
Мимо шествовала пожилая цыганка, чем-то похожая на нашу учительницу по алгебре. Некрасивая, веснушчатая и бородавчатая, в многих разноцветных юбках. Сверху – мужская куртка и платок. Она вообще на меня не смотрела. Просто шла себе домой на полу спать. И тут в меня словно черт вселился. Я подскочила к ней и выпалила:
– Хотите, я вам погадаю?
Арсений охнул и прибавил скорости, оставив меня наедине с цыганкой. Она остановилась, посмотрела на меня самым что ни на есть черным глазом, а потом засмеялась. Нехорошо так. Как вороны каркают.
– Эй! Догоняй! – Арсений топтался поодаль на перекрестке, не решаясь вернуться за мной.
Цыганка мелкими шажками приблизилась и пристально заглянула мне в глаза. Не на ту напала! Я в ответ тоже на нее уставилась, даже дышать перестала. Чтоб взгляд стал уверенный. Глаза были не черные. Скорее, цвета сваренных папирос, почти карие с мелкими черными крапинками, хорошее дополнение к рябому лицу. Но в тот момент мне было не до расцветки цыганской кожи. Она не мигала. Я – тоже. Две гадюки на узкой тропе. Но она, в отличие от меня, дышала как английский бульдог. Мой кислород заканчивался, и в голову пришла дельная мысль – цапнуть ее за нос.
От неприятностей меня спас милицейский «уазик». Который прямиком промчался к цыганскому дому.
– Ступай куда шла, – сквозь зубы недовольно проворчала цыганка и жизнерадостно заверещала, приветствуя милицию.
Хорошо, что Арсений был далеко. Пока я до него дошла – успела надышаться всласть.
– Они наркотой торгуют, а менты у них типа крыши. А бабка права – дура ты. И какого фига ты к ней пристала?
– А ты – трус! – Я все равно не смогла бы объяснить, зачем докопалась до этой цыганки.
На меня находит иногда. Вытворяю фиг знает что. Арсений должен был бы меня понять – он сам временами такой.
– Я не трус! Но бабка мне велела быть осторожнее. Можно сказать – просила.
Наверное, она была чрезвычайно убедительна, раз с того дня Арсений стал чаще заходить к ней в гости, а иногда и оставался ночевать.
– Она даже раскошелилась на ремонт. В комнате, где я обычно сплю, когда у нее ночую. Каких-то алконавтов наняла. Обои переклеили и все такое. И стол компьютерный купила. Ты заходи.
От таких предложений не отказываются. При первом удобном случае я прибежала гостевать. А бабки нет – вот незадача. Арсений мелочно суетился, бесцельно топчась по комнате. Высокий, тощий, почти красивый с почти длинными волосами. Он их отращивал, невзирая на явный школьный запрет и обещание репрессий в виде завуча, вооруженной портновскими ножницами.
– Сто тысяч опасностей. И все они подстерегают меня на каждом шагу. Так она сказала! – выкрикнул он, заметив мою ухмылку.
– Ага. Вот они – смотри! За дерево спрятались и ржут как кони.
– Кто?
– Да опасности твои. Смешной ты, делать им больше нечего.
– Побыла бы на моем месте – не смеялась бы.
– Да ладно тебе. Нравится трусить – трусь. А бабка где?
– Щас придет. Ее клиенты задолбали. Ушла проветриться. Не поверишь – с утра как начнут приходить, так чуть в очередь не становятся. Двор вытоптали – даже травы нет. А бабка себя не жалеет – никому не отказывает. Вчера парень приходил. Прикинь, пару лет назад только в инвалидной коляске ездил, а теперь – своими ногами. Он ей поклонился, вот так. – Арсений изобразил поясной поклон. – Наверное, она все-таки уникальная. Типа Ванги.
– Это вряд ли. Кстати говоря, наша церковь считает, что сила Ванги от дьявола. Кроме того, к Ванге правительство ходило. А я пока здесь президента не вижу. Президент, ты где? Наверное, под кроватью спрятался. – Я заглянула под кровать и радостно сообщила: – Нету его.
– Дурная ты все-таки. Не зря бабка про тебя говорит, что на тебя черт плюнул, когда ты родилась.
Новость меня поразила больше, чем я показала. Ни фига себе заявочки! Вообразить, как мама меня рожает, а у кровати черт рогатый караулит, слюни копит, я не сумела. Мама ему бы так между рогов закатала, что они мигом бы отвалились. Ко всему прочему, она у меня крещеная. Папа тоже. Вроде бы. Не помню. Надо спросить будет.
– А что она еще про меня говорит?
Арсений уловил мой неподдельный интерес и сразу стал довольный. Сейчас выпендриваться начнет. Артист фигов. Спорим – ни за что сразу не скажет? Вот удавится, а сначала на нервах побренчит.
– Так я тебе и сказал!
– Значит, больше ничего не говорила, – равнодушно заявила я.
– Знаю я твои штучки – меня на слабо не возьмешь!
– А я и не беру. Больно надо. Просто ты ляпнул не подумав, а теперь выкручиваешься.
– Ничего я не выкручиваюсь!
– Да ладно тебе, – сказала я ну очень добрым голосом. – Ты и про плюющегося черта только что сам придумал. Лишь бы меня расстроить.
Зная Арсения, я не сомневалась, что долго он молчать не будет.
– Ну, ты только не обижайся, она как-то сказала, что ты только с мальчишками дружить умеешь…
И хотелось бы возразить, но крыть нечем.
– А это при чем?
– И что мы на тебя плохо влияем.
– Это кто это «мы»? И как ты на меня влияешь?
– Ну, ты стала изгоем среди девочек.
– Изгой. Гой. Гой еси, добрый молодец…
– Не огрызайся. В общем, ты стала одиночкой и не сумеешь быть как все нормальные девчонки…
Мысли одна кошмарнее другой полезли мне в голову. Ведь мне и правда скучно с девчонками. Мне неинтересны их «бла-бла». И какой вывод? Если бы у бабушки были яйца, она была бы трамваем. Черт! Там не так – она была бы дедушкой!
– Я не могу быть изгойкой! – обрадовалась я. – Изгой – это тот тип, которого послали, а он мечтает вернуться к пославшему!