Дин Кунц - Мертвый и живой
– Могу я называть тебя Джонатан?
– Нет. Зови меня Джонни. Нет. Зови меня Джон-Джон. Нет. Не так.
– Так как же мне тебя называть?
– Ты узнаешь мое имя, когда мое имя станет известно мне.
– У тебя остались все воспоминания и знания Джонатана?
– Да.
– Изменения, через которые ты прошел, были неконтролируемыми или намеренными?
Тролль на мгновение еще сильнее сжал безгубый рот.
– Он, кто был, думал, что-то происходит с ним. Я, кто есть, осознаю, он сделал так, чтобы это случилось.
– Подсознательно ты отчаянно хотел стать кем-то другим, не Джонатаном Харкером.
– Джонатан, который был… он хотел быть самим собой, стать не таким, как Альфа.
– Он хотел оставаться человеком, но выйти из-под контроля своего создателя, – истолковала слова тролля Эрика.
– Да.
– В итоге ты покинул тело Альфы и стал… какой ты теперь.
Тролль пожал плечами.
– Как видишь.
Глава 16
Из-за декоративной пальмы, растущей в кадке на веранде дома Арсеню, Баки Гитро наблюдал, как его обнаженная жена легонько стучит в окно семейной гостиной. Переминался с ноги на ногу, такой возбужденный, что не мог устоять на месте.
Вероятно, Джанет не услышали. Она постучала громче.
Мгновением позже юный Чарльз Арсеню, потенциальный интернет-предприниматель, появился у окна. Удивлению, отразившемуся на его лице при виде обнаженной соседки, мог бы позавидовать и мультяшный персонаж.
Старый человек подумал бы, что Чарльз выглядит комично, и, наверное, рассмеялся. Баки принадлежал к Новой расе, а потому не нашел в происходящем ничего комичного. Удивление, написанное на лице Арсеню, только усилило желание Баки увидеть, как Чарльза рвут на части, калечат, убивают. Но ненависть Баки к Старым людям была столь велика, что желание убивать усилилось бы, независимо от того, какая из эмоций отразилась на лице молодого парня.
Сквозь крону пальмы Баки увидел, что Чарльз заговорил. Слов, конечно, не разобрал, но смог прочесть по губам: «Миссис Гитро? Это вы?»
Со своей стороны окна Джанет ответила:
– Ох, Чарли, ох, случилось что-то ужасное.
Чарльз таращился на Джанет и молчал. А по наклону головы парня Баки понял, что смотрит он не на лицо.
– Случилось что-то ужасное, – повторила Джанет, чтобы разрушить гипнотический транс, в который загнали беднягу ее полные, но стоящие торчком груди. – Только ты можешь мне помочь, Чарли.
Как только Чарли отошел от окна, Баки выскочил из-за пальмы, метнулся к дому, прижался к стене у двери из семейной гостиной на веранду.
Когда Джанет шла к высокой стеклянной двери, выглядела она такой же ненасытной, как богиня смерти какого-нибудь первобытного племени. Губы разошлись в злобной усмешке, ноздри раздувались, глаза, безжалостные и гневные, пылали жаждой крови.
Баки обеспокоился, что Чарльз, увидев такую Джанет, догадается о ее истинных намерениях, не откроет дверь, поднимет тревогу.
Но, когда она подошла к двери и повернулась к ней лицом, Баки увидел уже совсем другую Джанет: испуганную и беспомощную женщину, которая пытается найти сильного мужчину, чтобы опереться на него полными, но стоящими торчком грудями.
Чарльз не распахнул дверь сразу только потому, что руки очень уж сильно тряслись и не могли справиться с замком. Когда же дверь все-таки открылась, Джанет прошептала:
– Ох, Чарли, я не знала, куда пойти, а потом… я вспомнила… тебя.
Баки подумал, что услышал какой-то шум на веранде у себя за спиной. Оглянулся, но никого не увидел.
– Случилось что-то ужасное, – Джанет подалась вперед, на Чарльза, грудью заталкивая его в комнату, оставив дверь открытой.
Баки очень уж хотелось ничего не упустить, но он не решался показаться в дверном проеме и войти в дом до того, как Джанет полностью возьмет ситуацию под контроль. Поэтому он лишь чуть наклонился и заглянул в открытую дверь.
Именно в этот момент Джанет укусила Чарльза (Баки никогда бы не подумал, что за это место можно укусить) и одновременно ребром ладони раздробила ему кадык, предотвращая крик.
Баки поспешил внутрь, чтобы понаблюдать за происходящим, забыв закрыть за собой дверь.
И хотя сольное выступление Джанет длилось меньше минуты, Баки сумел много чего увидеть, получил наглядный урок лютости и жестокости, который пошел бы на пользу даже заплечных дел мастерам Третьего Рейха. Он стоял, восторгаясь ее изобретательностью.
Учитывая жуткость зрелища, которое являла собой семейная гостиная после того, как Джанет покончила с Чарльзом, оставалось только удивляться, что проделала она все это практически бесшумно, во всяком случае, не разбудив никого в доме.
На плазменном экране парень в оранжевом парике и клоунском раскрасе по-прежнему занимался с девицей, прикованной к статуе Джорджа С. Паттона. Творил что-то настолько невероятное, что зрители, должно быть, кричали от ужаса или восторга, чтобы подавить рвотный рефлекс. Но в сравнении с Джанет режиссеру определенно не хватало воображения. Он тянул лишь на ребенка-социопата, отрывающего крылышки мухам.
– Я не ошиблась, – прошептала Джанет. – Убивать голой лучше всего.
– Ты думаешь, это одна из твоих базовых личностных ценностей?
– Да. Это абсолютно моя Бэ-эл-це.
Хотя они знали Арсеню не столь хорошо, как Беннетов, им было известно, что в доме живут еще четверо: шестнадцатилетний Престон, который задирал малолеток, Антуан и Евангелина, а также мать Евангелины, Марселла. Бабушка занимала спальню на первом этаже, комнаты остальных находились на втором.
– Я готов разобраться с кем-нибудь из них точно так же, как ты разобралась с Чарли, – возвестил Баки.
– Займись Марселлой.
– Хорошо. А потом мы пойдем наверх.
– Разденься. Почувствуй свою силу.
– С нею я хочу разобраться одетым, – ответил Баки. – Чтобы потом, когда я разберусь с кем-то еще уже будучи голым, мне было что сравнивать.
– Это хорошая идея.
Джанет вышла из семейной гостиной грациозно и неслышно, как пантера. Баки последовал за ней, в превосходном настроении, оставив дверь на веранду открытой в ночь.
Глава 17
Поскольку женщина, способная испытать унижение и стыд и почувствовать нежность, представляла собой более удобную боксерскую грушу, чем та, что могла только бояться, ненавидеть и копить злобу, Виктор создавал своих Эрик с расширенным, по сравнению с прочими Новыми людьми, спектром эмоций.
И пока Эрика с троллем вместе выпивали на застекленном крыльце, хозяйка ощущала, как ее сочувствие к гостю быстро перерастает в сострадание.
Было в нем что-то такое, вызывающее у нее желание взять его под свое крылышко. Возможно, маленький рост, словно у ребенка, задевал в ней какие-то материнские струнки, хотя она была бесплодной, как и все Новые женщины. Новые люди не могли репродуцироваться – они производились на заводе, как диваны или дренажные насосы, поэтому, скорее всего, никакого материнского инстинкта у Эрики не было.