Клайв Баркер - Эвервилль
— Я хотел лишь исполнять. Твою волю, — шептал он, стараясь не обращать внимания на стоны Сета, когда очередной удар достигал цели. — Но все так перепуталось. Я больше не знаю, где правда, Господи.
Откуда-то донеслись новые крики, заглушая его слова. Он закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями, но ощущения мешали ему. В воздухе пахло так же, как в жаркий день несло от отбросов за его закусочной. К этой гнили примешивался сладковатый дух, еще более отвратительный. Вместе с запахом пришел и звук, пронзительный и противный, будто кто-то ковырял вилкой в его мозгу.
Босли не мог больше этого выносить. Не сказав ничего остальным, он тихо скользнул за угол и оказался на Кларк-стрит. Там никого не было, чему он только обрадовался. Отсюда он легко дойдет до закусочной, немного передохнет, а потом соберется и уедет из города. Девочку он возьмет с собой; он спасет ее для Господа.
Он переходил улицу, когда его настиг порыв холодного ветра. Девочка заплакала.
— Тише, — шепнул он ей. — Все в порядке.
Ветер не прекращался и делался все холоднее. Босли прижал девочку к себе, и тут в темноте на другой стороне улицы кто-то зашевелился. Следом раздался голос — такой же холодный, как ветер.
— Ты ее нашел, — произнес голос, и говоривший вышел из тени. Тело его было обожжено: в одних местах черное, в других желтовато-коричневое. За ним стелился ковер живой пыли.
Босли снова забормотал молитву.
— Хватит! — сказал сожженный человек. — Моя мать часто молилась. Не могу этого слышать. Дай мне ее. — Он протянул руки.
Босли покачал головой. Он понял, что настало последнее испытание, к которому его готовили столкновения с богохульницей и содомитом. Это покажет, чего стоит его вера.
— Ты не получишь ее. Она не твоя.
— Моя. Ее имя — Эми Макгуайр. Я ее отец, Томми-Рэй Макгуайр.
Босли сделал шаг назад, прикидывая в уме, успеет ли до бежать до угла. Или закричать и вызвать Глодоски?
— Я не хочу причинять тебе вред, — сказал Томми-Рэй Макгуайр. — Не хочу больше смертей. — Он покачал головой, и с его сожженного лица осыпались куски плоти. — Их было так много… так много…
— Я не отдам ее тебе, — повторил Босли. — Может быть, если ты найдешь ее мать…
— Ее мать умерла
— Как жаль.
— Эта девочка — все, что у меня осталось. Я хочу найти какое-нибудь место и жить там вместе с ней.
«О Господи! — молился Босли. — Излечи этого человека от безумия и даруй ему покой».
— Дай мне ее, — приказало существо и опять двинулось к Босли.
— Я боюсь, что… я не могу. — Босли попятился за угол. Там он завопил: — Глодоски! Олстед! — и побежал к ним. Они все еще терзали парня.
— Что там такое? — недовольно спросил Ларри.
Босли почувствовал спиной холодный ветер и, оглянувшись, увидел Макгуайра, окруженного облаком пыли.
— Боже! — воскликнул Ларри.
— Скорей! — крикнул Олстед. — Они уже близко! Босли не требовалось подсказки. Он побежал к ним, когда пыль уже завивалась у его ног, будто хватая за пятки.
— В сторону! — рявкнул Ларри и выстрелил в Макгуайра. Тот остановился, но пыль не прекратила движения и на летела на Ларри, отшвырнув его к стене. Его крики о помощи длились несколько секунд, потом пыль окутала его плотным слоем, и он умолк.
Олстед бросил неподвижное тело Сета и поспешил на помощь Глодоски. Пыль уже размазала мозги Ларри по кирпичной стене и теперь с радостью переключилась на новую жертву. Олстед с криком побежал, но пыль преследовала его по пятам, как стая бешеных собак, и наверняка растерзала бы, если бы не Босли.
— Не надо! — закричал он.
— Ладно, — бросил Макгуайр и подозвал пыльное облако к себе, оставив Олстеда рыдать на тротуаре. — Отдай ребенка, — напомнил он Босли. — Отдай, и я уйду.
— Ты не сделаешь ей больно?
— Нет.
— Не отдавай, — пробормотал Сет, пытаясь подняться на ноги. — Не отдавай ему, Босли…
— У меня нет выбора, — проговорил Босли и отдал Томми-Рэю сверток с ребенком.
Сет все же встал и со сдавленным криком подбежал к ним. Но Томми-Рэй уже взял девочку и двинулся прочь, свистом позвав за собой смертоносную пыль.
Сет подошел к Босли:
— Как ты… мог… сделать это?
— Я же сказал: у меня нет выбора.
— Надо было убежать.
— Он бы нашел меня. — Босли остекленевшим взором смотрел в темноту, скрывшую Томми-Рэя.
Сет не стал тратить время на споры. У него осталось мало сил, а ему еще предстоял долгий путь к перекрестку, где должны сойтись все дороги этого дня.
XIII
1
Будденбаум стоял на перекрестке и смотрел на то место, где под землей лежал его медальон.
«Вот и конец, — думал он. — Конец всех историй, приду манных мной или инсценированных мной; в одних я играл роль, в других был связан по рукам и ногам. Конец любимым поворотам сюжета: трагическим несовпадениям, нелепым встречам, сентиментальным возвращениям и проклятиям на смертном одре. Конец всем «однажды» и «давным-давно», всем "посмотрим, что дальше" и "не верю своим глазам". Конец всем финальным действам: надгробным рыданиям и заключительным речам Конец концам. Подумать только».
Он будет скучать без этих спектаклей — в особенности без тех, где он появлялся на подмостках, пусть в самой не значительной роли, — хотя скоро они станут ему абсолютно не нужны. Они нужны тем, кто увяз в своем времени, не в состоянии разглядеть другие горизонты. Что еще им остается, кроме как: страдать и утешаться рассказами о чужой жизни? Скоро, совсем скоро он перестанет быть одним из них.
— У меня нет ничего, кроме тебя, милая моя Серенис-сима, — продекламировал он, оглядывая близлежащие улицы. — В тебе мои чувства, мой рассудок, моя душа.
Боль, заключенная в этих словах, трогала его до глубины души много, очень много раз. Теперь же он слушал их звучание, как слушают мелодию; она звучала мило, но не настолько, чтобы скучать по ней.
— Если ты покинешь меня, я останусь один в великой тьме среди звезд…
Он увидел Теслу Бомбек. Она шла к нему по улице. А следом за ней брели девочка, дурак и глупенький мальчик. Он продолжал декламировать:
— И даже не смогу умереть, ибо я должен жить, пока ты не остановишь мое сердце…
Он улыбнулся им, Тесле и этой троице, и раскинул руки в приветствии.
— Останови его сейчас!
Тесла удивленно посмотрела на него, и его развеселило ее удивление.
— Останови его сейчас! — повторил он.
Это было прекрасно — перекрывая уличный шум, возвышать голос, чтобы в нем зазвенели слезы, пока его жертвы подходили к нему.
