Тим Каррэн - Мертвое море (ЛП)
- Я предпочитаю демократию, - ответил лишь он.
- Это просто моя идея, - сказал Поллард.
- Никогда особенно не любила политику, - проворчала Тетушка Эльза. - Потеряла к ней интерес после убийства Маккинли. Думаю, Рузвельт был идиот. Многие из нас думали, что Рузвельт был идиот. Но он же был умный, не так ли? И хитрый, да? Он знал, что обычный человек думает как он, и использовал эту силу, эту способность нравиться людям. Мой отец потерял деньги из-за шахтерской забастовки.
Вернулся Кушинг.
- О чем разговариваете?
- О политике, - сказал ему Джордж. - Что вы думаете о Рузвельте, сэр?
- Бандит, - коротко ответил Кушинг.
12
Сакс обо всем догадывался.
Может, его держат за дурачка, но он видел, что происходит. Знал, что замышляют Фабрини и Менхаус. Так же, как знал, что замышляли когда-то Фабрини и Кук. Господи, пытаешься помочь этим парням, а они при первой же возможности начинают плести у тебя за спиной интриги. Вот тебе и благодарность. И очень, очень тяжело думать об этом. Потому что он только начал понимать, что, возможно, зря третировал Фабрини. Он мог сделать из него настоящего мужика, но этому не суждено было случиться.
Как только доверишься парню вроде Фабрини, считай, тебе конец. Стоит тебе повернуться к нему спиной, как он перережет тебе горло.
Ладно, ребята, - подумал он, лежа на капитанской койке. Хотите поиграть со мной? Я покажу вам парочку игр, о которых вы еще не слышали. И тогда, вы, сукины дети, поймете, что к чему.
Сакс успокоился.
Нет, он не собирался убивать их. По крайней мере, Менхауса и Крайчека. Но Фабрини - другое дело. Этот мелкий говнюк должен стать примером. Он заразил своей червоточиной Кука, а теперь взялся за Менхауса.
Сакс не знал, как именно поступит, но наказание должно быть очень зрелищным. Чтобы зрители никогда его не забыли. Никогда в жизни.
Потирая язвы на руках и груди, Сакс принялся разрабатывать план.
13
Смерть подстерегала здесь на каждом шагу.
Можно было принимать меры предосторожности и постоянно бороться с ней лекарствами, дезинфектантами и лечебными повязками. Но так ты лишь загонял ее в тень. И она таилась там, в сырой и угрюмой темноте. Росла как опухоль. Тянулась, хватала, сжимала. Становилась гигантской, голодной и неотвратимой. Дышала токсинами и лихорадкой. Ее холодные пальцы вцеплялись железной хваткой, не оставляя никому надежды на спасение. Ты мог попытаться вырваться, но смерть сжимала лишь сильнее. Она узнавала свое, и решительно забирала то, что ей принадлежит. И она не останавливалась, пока сосуд жизни не проливался на пол. И не оставалось ничего кроме тьмы, шепчущей тьмы, затягивающей тебя все глубже и глубже...
Когда Гослинг умер, они завернули его в водонепроницаемый брезент из плота и позволили Чесбро прочитать над ним молитву. Это лучшее, что они могли для него сделать. Элизабет удалось удержать свою тетушку в стороне от всей процедуры, и это было очень кстати. Потому что Джордж тяжело переживал смерть Гослинга. У него было чувство, будто его внутренности наполнены гвоздями и битым стеклом. Каждый шаг вызывал у него сильную боль. И если бы Тетушка Эльза снова стала обвинять его в халатности, принимая за капитана корабля, он непременно поделился б с ней этой болью. Сказал бы ей такое, отчего она замолчала б навсегда.
Они провели церемонию на палубе, в свете фонаря. Это была мрачная и тревожная процедура. Свет от фонарей мерцал, тени плясали, а туман обволакивал, словно трупный газ.
Потом Гослинг в своем утяжеленном саване был сброшен за борт. Сначала он просто лежал на водорослях, и в Джорджа стало закрадываться тревожное чувство, что тело никогда не затонет. Оно лежало бы там, и каждый день мозолило глаза... но потом, медленно оно стало опускаться вниз. И останки Пола Гослинга, первого помощника капитана "Мары Кордэй", скрылись из вида. И что-то в Джордже утонуло вместе с ними.
Он наблюдал, как исчезает тело, а в голове у него кружила мысль: Послание в бутылке, послание в бутылке.
14
Когда Кушинг увидел судно, у него перехватило дыхание.
В какой-то безумный момент он подумал, что из водорослей на них надвигается корабль-призрак. Но судно не двигалось. Оно выглядело мертвым и пустым - еще одна заброшенная посудина, застрявшая в ползучих зарослях корабельного кладбища. С палуб и вышек поднимались ленты и нити тумана, словно оно выдыхало бледные болотные испарения. То был старый деревянный кошельковый сейнер, с черным, побитым корпусом и белой рулевой рубкой, потемневшей от плесени. Нос был таким острым, что мог резать заросли водорослей, как бритва... Но в остальном это было просто мертвое судно.
Забытое.
И заброшенное.
Кушинг увидел его в тумане и сразу же понял, что Элизабет оно не понравится. По ее взгляду он понял, что от этого судна нужно держаться подальше, как от дома с приведениями. Именно на дом с привидениями оно и походило. Не просто пустое. Кем-то занятое, но не обитаемое.
Наступил день... то, что в Мертвом море называлось днем... и Кушинг присоединился к Элизабет в одной из ее небольших экспедиций по корабельному кладбищу. Она показала ему старую баржу, на которой развела небольшой сад, сухогрузы, в чьих баках было больше пресной воды, чем можно было выпить за всю жизнь. А теперь это старое рыбацкое судно, шестьдесят восемь футов в длину. Кушинг не видел такие уже много лет. Он готов был поспорить, что его киль был заложен еще в 20-ых годах.
- Нужно возвращаться, - сказала лишь Элизабет.
Но Кушинг и не думал уходить. Он стоял рядом с ней в шаланде, держа в руках весло.
- Расскажите мне об этом судне, - сказал он.
- Просто еще одна развалина.
- Вовсе нет. Вижу по вашим глазам... что тут что-то другое. Что с ним такое?
Она постояла какое-то время, словно пытаясь придумать что-нибудь правдоподобное, чтобы они уже могли вернуться на "Мистическую". Наконец, вздохнув, произнесла:
- На ней... живет Отшельник. Это его судно.
