Брайан Стэблфорд - Лондонские оборотни
Он увидел, что человек, который был вселенной, был преображенным образом той модели, которая была Богом.
Он увидел Бога, который был Окончательным Творцом, и бессилен был протянуть руку и вмешаться в собственное Творение, как человек не мог бы достать камеры собственного сердца. Того Бога, который имел лицо, и на нем не видно было ни слез, ни улыбки, но Он повернул к своему Созданию глаза, абсолютно и безнадежно слепые.
И все это видел не только Лидиард. Это видели они все, и, чего бы они ни искали там, но это не было просто сном.
Они видели в этом звездном Раю второе древо, и плодов от этого древа не отведали ни Адам, ни Ева, и оно было истинным Древом Познания и истинным Древом Жизни.
Они видели: там, где поверхности целых миллиардов миров затоплены светом, многие миры походили на Землю, а многие — нет, и среди атомов этих миров шевелились молекулы жизни, молекулы, обратившие этот свет к цели строительства и переустройства. Эти молекулы делали попытки и ошибались, и еще миллиарды раз пытались — и снова ошибались, пока им не удавалось создать крошечные предметы, вроде стержней, глобусов, червей, и более крупные предметы спиралевидной формы, и что-то еще и еще крупнее. И они увидели, что попытки и ошибки повторялись вновь и вновь. Клетки, которые были атомами жизни, пытались измениться — и ошибались, делали новые попытки, а потом все-таки менялись — и опять менялись, и там, где первоначально был только один вид жизни, их становилось множество, и там, куда падал свет жизни, вырастал Рай в микрокосме.
Они видели, как иные из этих Адов порождали Адама и Еву во многих разных обличьях, а другие не порождали их, но все они пробовали и ошибались, и повторяли свои попытки, и снова ошибались, но не останавливались.
Лидиард всегда знал то, что было известно об этом Таллентайру, но теперь он впервые понял, какие сны видел Таллентайр глазами своей холодной и болезненной души. Он начинал осознавать, что на самом деле значили ритм и музыка жизни и творения для этой обостренной и скептической души.
Он видел шествие эволюции, воплощенное в крошечных, точно булавочные острия, клочках материи, которые в вихре вращались вокруг великолепных звезд, а те плыли в своих клетках обширной и пустой тьмы.
Он видел легионы существ с холодными душами, во всех мириадах их внешних проявлений, все они боролись за то, чтобы строить усилиями своих рук и разумов, без помощи магического мира Зрения и Творения, которые вели бы их.
Он видел быстротечность и постоянство того, что они создавали. Видел, как их труд разрушался временем, но все же его поддерживали надежда, тяга к воспроизведению и усовершенствованию.
И Лидиард видел так, как ему не открывалось прежде, каким обманчивым великолепием отличался Золотой Век, та его разновидность, свидетелями которой были Пелорус и Мандорла, как легки были его преобразования, как несовершенны достижения. И Лидиард понял, как трагически смешались желания Мандорлы и Пелоруса. Золотой Век мог бы наступить снова и лондонские вервольфы могли бы еще увидеть радость, слепую, бесконечную и ни с чем не смешанную.
Нет, он не один видел это, хотя были среди видевших и такие, кому не нравилось то, что они наблюдали.
— Вот сон, какой мог бы вам присниться, — объявил Таллентайр Джейкобу Харкендеру и Дьяволу, которого поднял Джейкоб Харкендер. — Это мечта, и о любом этом еще можно мечтать, это могут те, кто не продадут свои души кошмарным снам. Существуют миллионы людей, которые захотят об этом мечтать, а еще большее количество миллионов предпочтут комфорт своей слепоты. Возможно, те ангелы, которые пали и оказались на земле подобны именно им, хотя никогда не согласились бы это признать! Но я скажу только одно: ангел может создать Ад в пределах Земли, предать пыткам и гибели миллионы людей, но такова бесконечность Всего, что усилия этого ангела — ничто. Если когда-нибудь и был Золотой Век, он погиб и исчез, сама вселенная забыла его, она нашла лучшее начало и более прекрасное будущее. Только научитесь видеть, и вы поймете.
— Разве в этом есть утешение? — спросила Мандорла Сулье, шепча этот вопрос на ухо Дэвиду Лидиарду. — Разве есть тут радость? Если бы ты только знал, каково это — жить волком и быть свободным!
— Я могу уничтожить Землю, — пригрозил Джейкоб Харкендер глубоким и звучным голосом, точно дьявольским. — Не сомневайтесь во мне! Я в состоянии при помощи моей ненависти обратить ваши мечты в самый жуткий кошмар!
— Ничуть в этом не сомневаюсь. — пожал плечами Таллентайр. — Вы сможете пройтись по земле, точно кошмар разрушения., но когда вы умрете, все ваше племя будет не более, чем прах, в котором все вы сейчас живете, прах, в какой вы уже обратились. А все это останется тем же, и окажется, что все усилия были напрасны. Не имеет значения, сколько вы убьете людей, все равно придут еще, неважно, сколько солнц погасите, все равно зажгутся новые.
А я предлагаю вам кое-что получше, чем это вызванное местью страшное видение, которое возникло от смятения и сожаления, я предлагаю будущее, созданное людьми миллиона миров, более богатое и необычное, чем вы могли бы вообразить. Я не в состоянии дожить до него и увидеть, но вы прожили десять тысяч памятных лет, они составят даже миллионы, если учесть то время, когда вы спали, и вы сможете прожить еще десять тысяч, даже миллионы лет, если только согласитесь попробовать. Отправляйтесь же на отдых и возвращайтесь опять, в один прекрасный день, когда уже будет достаточно снов, чтобы стоило, наконец, проснуться. Лучше уж Рай, которого вы не можете познать, чем Ад, который вы знаете слишком хорошо.
В глубине души Лидиард был уверен, если бы Харкендер был всего лишь Джейкобом Харкендером и никем другим, он отказался бы. Но он был всего лишь тенью, попавшей в паутину, которую спрял сам вовсе не всю, и рисунок был не его.
Харкендер отказался бы, но Паук, выглядывавший из тьмы его пустых глазниц… Паук не отказался.
Габриэль Гилл открыл глаза, голубые, как небо, и шагнул с креста, чтобы обнять Терезу и заглянуть Мандорле прямо в глаза.
— Габриэль, — сказала волчица, но соблазна в ее голосе не было.
Казалось, Джейкоб Харкендер тоже пытается произнести это имя, но его кровоточившие губы, расцарапанные ногтями, не могли сложиться так, чтобы получилось это слово.
Габриэль улыбнулся, и тогда, точно в отдаленной безлюдной пустоте взорвалась звезда, его тело вспыхнуло ровным огнем света и исчезло.
8
Шло время, но Дэвид Лидиард мог вспомнить каждое мгновение этого странного сна. А вот последующие события, когда они снова вернулись на землю, растаяли и превратились в неразборчивые туманные образы. Именно в этих воспоминаниях главенствовала путаница, и память перестала работать.
![Дмитрий Биленкин - Шел человек по грибы [А шел человек по грибы]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
