Игорь Денисов - Судья
Забирая Инну домой, Павел сказал, что все будет хорошо, и что у них будет еще один шанс. Но Инна чувствовала: Павел отдаляется.
Время подтвердило ее правоту. Произошла бурная ссора, едва не перешедшая в поножовщину. Ссора из-за мертвого ребенка. Павел прекрасно помнил, как Инна засмеялась, ударившись об лед.
— Ты хотела этого, — сказал он. — Специально подстроила.
— Это вообще не твой ребенок, — сказала Инна, отворачиваясь, чтобы Павел не увидел слез обиды в ее глазах. — Это был ребенок Ильи.
Павел, страшно побагровев, обложил Инну матом и выскочил, хлопнув дверью.
Девушка плакала на кухне, вспоминая жестокие слова, которые ранили ее в самое сердце. Именно потому, что отчасти были правдой. Инна подсознательно боялась рожать. Боялась будущего. Жизни.
В ноябре Баринова вызвали в суд по обвинении в убийстве Александра, Марии и Андрея Точилиных, в торговле наркотиками и оружием. Быстров собирался помогать следствию, но дело отдали следователю областной прокуратуры, которого Быстров даже в глаза не видел. На него неожиданно повесили кучу «глухарей». Звание майора никак не помогло ему. Быстров не смог ничего извлечь из своей победы в «деле Судьи», которая далась ему ценой жизни друга, испорченной репутации и нескольких трупов.
Он оказался в шкуре Точилина. В коридорах отделения Быстров ловил враждебные взгляды. Многие из тех, кого он считал друзьями, не подавали ему руки. Вообще старались не смотреть в его сторону. Когда он выходил с сигаретой, с крыльца испарялись все курильщики.
Быстров, конечно же, был к этому не готов. Что же это такое? — думал он. Пока ты делаешь как все, не высовываешься и поддерживаешь всеобщую ложь, ты всем друг, тебя все любят и целуют ручку. Но стоит хотя бы попытаться докопаться до правды — и ты всем враг, тебя ненавидят, плюют тебе в лицо и мечтают стереть с лица земли.
Чернухин, слегка напуганный странным рвением Быстрова, только подливал масла в огонь.
— Вова, брось ты. Бесполезно. Барина не сломать. Точилин не смог, а ты сможешь?
— Точилину было что терять. А мне терять нечего… кроме жизни.
— Ну да. Пристрелят тебя, как собаку, в какой-нибудь подворотне, и ничего не изменится. Отделение лишится отличного сотрудника. А я — друга. Кому будет лучше? Никому.
Быстров открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент открылась дверь, и его вызвали к начальнику.
Путь по враждебному коридору показался Быстрову бесконечным.
Вот я, майор милиции. А почему я майор? Только потому, что пятнадцать лет изо дня в день исправно просиживал штаны в кабинете. Нет, конечно, я многое делал, раскрывал дела, даже рисковал жизнью. Только горькая правда в том, что я раскрыл только те дела, которые мне милостиво разрешили раскрыть. Дела, раскрытие которых не способно изменить такое удобное для всех положение вещей. А если бы, как Точилин, пытался мутить воду? Дослужился бы? Скорее всего, меня и на свете бы не было.
Полковник, спиной к двери, поливал из кувшина цветы на подоконнике.
— Вызывали, Сергей Игнатьевич? — с волнением спросил Быстров, по старой привычке боясь неизвестно какой напасти.
Полковник обернулся.
— А, майор! — уж как-то слишком радостно воскликнул он. — Вызывал, вызывал. Хотя, почему вызывал? Пригласили. Садись, подожди, я щас. Цветочки полью только.
Быстров сел за длинный стол. Услышал собственный неестественный голос:
— Про Баринова есть новости?
Спина полковника вздрогнула. Рука с кувшином на миг замерла.
— Об этом я и хотел с тобой поговорить.
Покончив с цветами, полковник достал чашки, разлил чай, положил на стол перед Бариновым плитку шоколада.
— Угощайся, майор! Не в службу, а в дружбу.
Опешивший Быстров бездумно отломил от шоколадки, глотнул чаю. Полковник, отодвинув стул, пристроился рядом с Быстровым.
— Вкусно?
Быстров, глядя на добродушное лицо полковника, нахмурился:
— О чем вы хотели поговорить?
Улыбка полковника поблекла.
Но тут же вернулась, хотя во взгляде появилась сталь.
— Слушай, Вова, ты парень умный…
— Такой же, как все.
— Я с тобой просто как мужик с мужиком поговорить хочу. Ты пей чаек, пей.
Быстров, поневоле съеживаясь под пристальным, удушающее дружелюбным взглядом начальника, послушно сделал глоток.
— С Бариновым все очень сложно. И, скажу честно, я не хочу, чтобы ты лез в это дело.
Рука с чашкой зависла у рта.
— Почему?
Полковник, придвинувшись, понизил голос:
— Ну ты же умный мужик. Ты Баринову в рожу плюнул?
Быстров отставил чашку.
— Если вы об этом, я готов понести…
— Да нет, нет, — полковник покосился на дверь. — Давай откровенно. Чего ты дергаешься? Думаешь, ты чего-то добьешься? Нет. Ни ты, ни я. Зачем тебе лишние проблемы? Ты майора получил? Получил. Чего тебе еще?
Быстров открыл рот, собираясь сказать что-то высокое и красивое о справедливости, о долге перед убитым другом. Но не смог выдавить ни звука. Во-первых, это прозвучало бы глупо, и он выставил бы себя на посмешище. Во-вторых, голос полковника, прямой дружелюбный взгляд загипнотизировали его. Убитый Точилин и его семья вдруг стали чем-то далеким, ничего не значащим…
— Я ведь о тебе забочусь, — не отставал полковник. — Зачем ты судьбу себе ломаешь?
Быстров потер переносицу, тихим голосом сказал:
— О своей судьбе я как-нибудь сам позабочусь.
Лицо полковника на миг исказилось злобой. Но он тут же овладел собой. И заворковал:
— Дело касается не только тебя, Вова. Ты и меня подставляешь, и Чернухина. Зачем воду мутишь? Ты же не добьешься ни хрена. Только все отделение говном измажешь.
Быстров молчал. Его охватила странная слабость. Он не хотел спорить. Он вдруг понял, что очень устал и хочет спать…
Полковник оживился.
— Слушай, а чего мы чай лакаем, как мальчишки? Может, водочки?
— Я на службе, — глухо ответил Быстров, не глядя ему в глаза. — И не пью.
Полковник на миг опешил. Потом рассмеялся.
— Вот молодец! Настоящий майор! — он хлопнул Быстрова по плечу. — А я проверял, проверял! Ха-ха! Так держать!
Он встал, начал убирать со стола, показывая, что разговор окончен.
— Ну так что? Мы договорились?
Быстров машинально кивнул.
«Гнида. Провел как лоха. По нотам разыграл».
Он встал.
— У вас все ко мне? — сухо сказал Быстров, пытаясь хоть как-то сохранить лицо. — Я пойду. Дел по горло.
— Иди-иди, — полковник, отвернувшись, вернулся к цветам.
Быстров взялся за ручку двери. Вздрогнул, когда полковник небрежным тоном спросил:
