Алексей Тарасенко - Бедный Енох
«Что за патетика?» — подумал я еще тогда. Я был похож на актера, с чувством и вдохновением произносящего текст, смысл которого ему оставался непонятным.
— Он никак заколдовал шар — зашуршали тогда демоны, все удаляясь от меня — так, что в том можно испытывать любого, но не его самого — здесь мы бессильны!
— Вы можете мучить любого — ответил тогда я им — но мне ваши ухищрения не причинили особых страданий. Потому что мучая человеческие чувства вы не поняли, что так можете мучить только того, кто эти чувства испытывает!
— А сейчас — я глубоко вздохнул, будто закончил долгое и многотрудное дело — я хочу, чтобы вы вернули меня обратно!
— Сколько тебе лет? Как тебя зовут? Кто ты? — заорали истерично демоны, и уже через мгновение я оказался вновь на Лубянской площади в кампании Семъязы, так что мой ответ.
— Меня зовут Андрей Земсков, мне почти сорок лет, я просто человек, и я не понимаю, чего вы все от меня хотите. Это очень нехорошо — мучить человека, который вам ничего плохого не сделал.
Выслушивал уже он, мой главный мучитель, Семъяза, но не демоны из города, некогда построенного ангелами.
* * *Пока же я, сидя на корточках перед этими персонажами, стонал от боли, причиненной мне Семъязой, бесы, которые еще недавно плотным кольцом окружали место, где мы находились, вдруг начали второпях расходиться, и к нам подошел ангел, который ушел, когда Семъяза начинал свое действо.
Ангел привел с собой еще одного, наверняка более сильного и славного, ангела, который был настолько блистателен, что его даже не было видно от сияния, от него исходящего.
Этот ангел был не таким, как Семъяза и его компания, и чувствовалось, что он истинно — посланник неба.
* * *Но Семъязу это хоть и смутило, тем не менее он сопротивлялся:
— Что тебе, Гавриил? — уже не как раньше, а тихо, и даже немного испуганно заговорил он — зачем ты сюда пришел? Или ты хочешь вспомнить как и сам чуть не стал одним из нас? Или хочешь потешиться над нашими мучениями?
Но тот, который был в свете не собирался вступать в дискуссии, а говорил так, будто имел власть, повелевая:
— Он ничего не помнит — сказал тот в свете, к кому Семъяза обратился, назвав его Гавриилом — потому что я так захотел в свое время. Вы вспомнили кто вы? Но это я так захотел, чтобы вы это вспомнили. Я обещал вам некогда, что к концу времен вы вспомните, кто вы, но даже вспомнив ничего не сможете изменить себе на пользу — и вот, оно и произошло. Так почему вы мучаете его как ангела, хотя он и мнит себя человеком?
— Ангела испытуют как ангела — ответил Гавриилу Семъяза — а он — ангел, и человеческие страсти ему перенести легко.
— Но он не помнит этого, поэтому и должен быть испытуем в том звании, которое помнит — как человек!
Тогда Семъяза со товарищи стали тихо завывать, постепенно уходя в землю, но перед тем, как совсем исчезнуть, один из них все-таки высказался:
— Позволишь ли ты нам испытать его как человека?
— К чему это? Если мысля себя человеком он прошел через пытки, которые и не всякий ангел сможет снести?
— Потому что подчиненный человеческим страстям он может и не пройти через то, что ему предстоит. Снести ангельское, обладая им, но не зная, что оно у него есть — ему было легче, чем если бы он знал о себе все, и тогда бы его вина раздавила бы его и заставила нам подчиниться. Но снести человеческое…
— Что же вы уготовили ему? — перебил Гавриил Семъязу, что за страсти и что за испытание?
* * *— Самое трудное из того, что только мог бы вынести человек — сказал тогда Семъяза, окончательно растворяясь в воздухе — то, что было трудно перенести даже сильному. А ему, с его слабосятью и склонностью к предательству — так вообще невозможно! Он никогда не изменится, он всегда будет юлить и изворачиваться! Но теперь мы посмотрим, что он скажет, когда вся его хитрость против него же и станет действовать!
— Так позволяешь ли ты, Гавриил, нам подвергнуть его еще одному испытанию?
— Позволяю! — ответил Гавриил, и я снова оказался на своей даче — в грязи, в луже своего пота и слез.
Глава I.XXXII
Фуууу! — шумно выдыхаю я, поднимаюсь, но кружится голова, так что я тут же сажусь на землю, спиной прислонившись к дому.
Какое-то время покрутив в руках пистолет, поперекладывав его из руки в руку, делая вид, будто взвешиваю его, я в конце затыкаю его за пояс, все в том же опасном состоянии — с патроном в стволе и взведенным.
Я чувствую себя так, будто пробежал безостановочное несколько километров, так что временное затишье, повисшее вокруг только радует. Сейчас же небо надо мной вновь стало голубым, безоблачным, а заходящее солнце окрашивало горизонт в розовый перламутр. Морозный воздух выходил из ноздрей легким паром, напоминая дым, тем самым напомнив то, как я давно не курил.
Едва же я затянулся, раскурив еле тянущуюся сигарету, все началось по-новой.
* * *Колокола из иных миров, казалось, уже устали бить, предвещая очередной поворот моей истории, нервно звоня надтреснутыми дребезжащими голосами, небо опять потемнело, на сей раз окрасившись в свинцово-фиолетовые тона.
«Что же эти недоделанные ангелы имели в виду, обещая мне самые суровые испытания, которые только может выдержать человек?» — вновь судорожно заплясали мысли у меня в голове — «чем таким они надеются меня раздавить?»
Мое отчаяние, вкупе с незнанием, за что мне все эти напасти, приводит к агрессии. Я начинаю злиться, что, впрочем, в такой ситуации и неплохо.
Моя злость и мое раздражение придают мне решимости настолько, что еще немного — и я начинаю с нетерпением ожидать продолжения, которое вми, вдруг становится для меня желанным…
* * *Еще через несколько минут колокола отзвонили — и все вновь пошло по старому кругу! — воздух вокруг меня стал двигаться, плыть, будто раскаленный — и вот, все вокруг погрузилось во тьму, и лишь вдали, где-то в лесу, казалось, еще оставался небольшой освещенный клочок земли.
Увидев в этом знак, я быстро перепрыгнув невысокую ограду я побежал к нему.
* * *Продираясь сквозь лес, падая и вставая, я бежал, все имея в виду перед собой это место до тех пор, пока не понял что сколько бы я не бежал оно все останется для меня недостижимым.
Испугавшись, не попался ли я на какую-нибудь очередную ангельскую уловку, я уж было повернул обратно, но как только я развернулся, заметив, как же далеко уже нахожусь от дома, меня вдруг стало затягивать в землю.