Стивен Кинг - Томминокеры
Христос, что это все такое? Зачем это все?
Голос прошептал: может, это охрана. Гард. На случай если полиция Далласа объявится слишком рано. Это Новобранческая Армия Томминокеров — старые стиральные машины с ячеистыми антеннами. Пылесосы «Электролюкс» с шипованными цепями на колесах. Назови и требуй, детка.
Он чувствовал, как его рассудок колеблется. Его глаза неустанно возвращались к Питеру. Питеру, чья черепная коробка была почти полностью удалена, Питеру, у которого из того, что раньше было его головой, теперь торчал пучок проводов. Его мозги выглядели как мертвенно бледный кусок телятины со связкой температурных зондов, воткнутых в него.
К Питеру, чьи ноги сонно неслись по жидкости, как будто он убегал.
Бобби, подумал он с отчаянием и яростью, как ты могла сделать такое с Питером? Христос!
С людьми было гадко, отвратительно, — но с Питером было как-то еще хуже. Это кощунство переходило границы всяческого цинизма. Питер, его ноги скакали и скакали, как будто он убегал в своем сне.
Батареи. Живые батареи.
Попятившись, он ударился обо что-то. Послышался монотонный металлический удар. Он повернулся и увидел еще одну душевую кабинку, ее стенки уже слегка цвели ржавчиной, передняя дверь исчезла. Сзади были пробиты дыры, Через них были пропущены провода, сейчас они слабо свисали, на их концах были вилки большого диаметра.
Для тебя, Гард! — заверещал его мозг. Эта вилка для Вас, как говорят рекламы. Они откроют сзади твою черепную коробку, может быть, отключат твои центры двигательного аппарата, чтобы ты не мог шевелиться, и потом будут сверлить — сверлить до того места, где они смогут получить свою силу. Эта вилка для тебя, что бы ты ни делал., все готово и ждет! Ух ты! Просто изумительно!
Он ухватил свои мысли, которые закручивались в истерическую спираль, и взял их под контроль. Не для него; по крайней мере, не изначально. Она уже была использована. Здесь был легкий запах и пена. Потеки высохшей слизи на внутренних стенках — все, что осталось от плотной зеленой жидкости. Выглядит, как сперма Волшебника из Страны Оз, — подумал он.
Ты имеешь в виду, что Бобби пустила свою сестру плавать в большой банк спермы?
Страшный смешок снова вырвался у него. Он прижал тыльную сторону руки к губам, прижал сильно, чтобы заглушить его.
Он взглянул вниз и увидел пару кожаных туфель, валяющихся рядом с душевой кабинкой. Он поднял одну и увидел на ней засохшие брызги крови.
Это Бобби. Ее единственная пара хороших туфель. Ее «выходные» туфли. Она была обута в них в тот день, когда поехала на похороны.
Другая туфля также была в крови.
Гард заглянул за душевую кабинку и увидел остальную одежду, в которую Бобби была одета в тот день.
В крови, все в крови.
Он не хотел дотрагиваться до блузки, но предмет под ней был слишком ясен. Он ухватил ее за самый маленький краешек, за какой только мог, двумя пальцами и оттащил ее от хорошей угольного цвета юбки Бобби.
Под рубашкой лежал револьвер. Это был огромнейший револьвер, выглядевший самым старым из тех, которые Гард когда-либо видел, исключая картинки в книжках. Слегка помедлив, он поднял револьвер и прокрутил барабан. Четыре патрона еще были здесь. Двух не было. Гарденер был готов поспорить, что один из них был выпущен в Бобби.
Он вставил барабан на место и сунул револьвер за пояс. Сразу в его голове заговорил голос. Застрелил свою жену., хорошее дело., твою мать.
Ничего. Револьвер может пригодиться.
Когда они заметят, что он исчез, это будешь ты, кого они будут сразу искать. Гард. Я думал, что ты уже пришел к этому заключению.
Нет, он полагал, что это не та вещь, о которой ему стоило беспокоиться. Они заметили бы измененные слова на экране компьютера, но до этих вещей не дотрагивались с тех пор, как Бобби сняла их (или они сняли их с нее, что более вероятно).
Они должны быть слишком возвышенны, чтобы, входя сюда, беспокоиться слишком много о домашнем хозяйстве, — подумал он. Эта чертова ерунда не заслуживает внимания.
Он снова потрогал револьвер. Сейчас голос в его голове молчал. Возможно, он решил, что тут нет тем, о которых стоит беспокоиться.
Если ты должен застрелить Бобби, сможешь ли ты это сделать?
Это был вопрос, на который он не мог ответить.
Слишшш — слишшш — слишшш.
Как долго отсутствует Бобби и ее компания? Он не знал — не имел ни малейшего понятия. Время не имело никакого значения здесь; старик был прав. Здесь был ад. И откликался ли Питер на ласку своей странной хозяйки, когда она приходила сюда?
Его желудок был на грани тошноты. Он должен был убраться отсюда — убраться прямо сейчас. Он чувствовал себя персонажем из волшебной сказки, женой Синей Бороды в тайной комнате, Джеком, копающимся в куче золота великана. Он ощущал себя готовым к открытию. Но он держал перед собой заскорузлую от крови одежду, как будто был примерзшим. Не как будто; он и был примерзшим.
Где Бобби?
Она получила солнечный удар.
К черту загадочный солнечный удар, который залил ее блузку кровью. Гарденер испытывал нездоровый, болезненный интерес к оружию и к повреждениям, которые оно может нанести человеческому телу. Если ее застрелили из того большого револьвера, который сейчас торчал у него за поясом, то он полагал, что Бобби не смогла бы выжить — даже если бы ее быстро доставили в госпиталь, специализирующийся на лечении опасных огнестрельных ран, она, вероятно, умерла бы.
Они принесли меня сюда, когда я была разорвана на части, но Томминокеры прекрасно собрали меня.
Не для него. Старая душевая кабинка была не для него. Гарденеру показалось, что он может завершить рассуждения с большей определенностью. Кабинка была для Бобби.
Они принесли ее сюда и., что?
Что, подвесили к своим батареям, конечно. Не к Энн, ее тогда еще здесь не было, а к Питеру., и Хиллману.
Он выронил блузку., затем заставил себя поднять ее снова и положить ее обратно поверх юбки. Он не знал, насколько много из мира реального они заметят, когда войдут сюда (немного, он полагал), но он не хотел предоставлять им лишних шансов.
Он посмотрел на дыры в задней стенке кабины, висящие провода со стальными вилками на концах.
Зеленый свет начал пульсировать ярче и быстрее снова. Он обернулся. Глаза Энн вновь были открыты. Ее короткие волосы шевелились вокруг головы. Он все еще видел эту бесконечную ненависть в ее глазах, сейчас уже смешанную с ужасом и растущим удивлением.
И теперь были пузыри.
Они выплывали у нее изо рта в сжатом плотном потоке.
Мысль/звук взорвались в его голове.
Она кричала.
Гарденер выбежал.
7
Настоящий ужас — наиболее ослабляющая из всех эмоций. Он истощает эндокринную систему, впрыскивает в кровь органический наркотик, сокращающий мышцы, заставляет бешено стучать сердце, опустошает рассудок. Джим Гарденер вышел шатаясь из пристройки Бобби Андерсон на подгибающихся ногах, с сумасшедшими глазами, с глупо открытым ртом (язык болтался в одном углу, как мертвый), с горячими и переполненными внутренностями, его живот сводило судорогой.
Было тяжело думать на фоне грубых и мощных образов, которые вспыхивали у него в голове, как неоновая вывеска над баром — тела, висящие на крюках, как насекомые, наколотые на булавки жестокими, скучными детьми; неустанное движение лап Питера; окровавленная блузка с пулевым отверстием; вилки; старомодная стиральная машина, увенчанная изогнутой антенной. Самый мощный из всех был образ сжатого и плотного потока пузырей, вырывающегося изо рта Энн Андерсон, когда она кричала в его голове.
Он вошел в дом, вбежал в ванную и упал на колени перед унитазом, но обнаружил, что его не тошнит. Он хотел, чтобы его вырвало. Он думал о червивых «хотдогах», о заплесневелой пицце, о розовом лимонаде с плавающими в нем лобковыми волосами; наконец, он просто засунул два пальца в рот. Он смог вызвать этим только расширение рта, но не более. Он не мог вызвать рвоту. Только это.
Если я не смогу, я сойду с ума.
Прекрасно, сойди с ума, если так требуется. Но сначала сделай то, что ты должен сделать. Продержись до тех пор. И, кстати, Гард, у тебя есть еще какие-нибудь вопросы относительно того, что ты должен сделать?
У него больше не было вопросов. Его убедили лапы Питера, совершающие постоянное движение. Его убедил поток пузырей. Он не понимал, как мог он так долго колебаться перед лицом силы, которая была так очевидно испорчена, так очевидно прочна.
Потому что ты был безумен, — ответил он себе. Гард кивнул. Никакого другого объяснения не требовалось. Он был безумен — и не только последний месяц или около того. Он пробудился поздно, о да, очень поздно, но лучше поздно, чем никогда.
Звук.
