Дана Посадская - Перекресток
— Да, я её отравила… — Анна вновь рассмеялась. — Я…
— Должна тебя огорчить… — с притворным сожалением вздохнула Белинда. — Полно, Анна… Неужели ты думаешь, что человек, тем более такое ничтожество, как ты, может вот так просто взять и убить кого-то из Чёрного рода?
— Я убила её, — тупо повторила Анна.
— Да, — согласилась Белинда, — но надолго ли? Да вот уже… смотри.
И она небрежно кивнула в сторону детской кроватки.
Девочка открыла глаза.
Джиневра, смеясь и плача, бросилась к ней. Анна забилась в угол и стала медленно сползать по стене. Потом её тело разом обмякло, и она соскользнула на пол, как марионетка с обрубленными нитями.
Джиневра, не веря своим глазам, протягивала руки к ожившей девочке. И вдруг…
Девочка таяла в воздухе. Сперва она засветилась — бледным неровным светом, точно медуза на дне океана. Кожа стала полупрозрачной. Глаза потемнели, превращаясь в густые зелёные омуты тайны. Волосы чуть задрожали, как нити плюща, которых касается ветер.
В детской запахло пряными травами, сладкой смолой, дубовой корой, нагретой лучами горячего солнца…
Занавески вздохнули, впуская янтарный свет.
Тёплый шёпот, затихая, пробежал по комнате.
Кроватка была пуста.
Белинда провела рукой по глазам.
— Так… — произнесла она. — Я должна была догадаться…
— Где она? — одними губами спросила Джиневра.
— Там, где её место. Дух леса вернулся в лес. Возродившись, она вновь стала эльфом.
— Эльф… — эхом повторила Джиневра.
— Я знала… — Она говорила то ли с Джиневрой, то ли с самой собой. — Я знала, что Анна её убьёт. И я знала, что она возродится — ведь двести лет спустя она будет жива. Но я не знала, что будет с ней после второго рождения. Теперь я знаю. И я знаю, где её искать. Больше мне нечего здесь делать.
— Анна… — Джиневра вяло кивнула на неподвижное тело в углу. Не человек — половая пыльная тряпка.
— Мертва, — спокойно сказала Белинда.
— Это вы убили её?
— Я? Нет. — Белинда почти оскорбилась. — Стала бы я марать руки. И потом, я ведь всего лишь зритель. Убить её — значило хоть что-то изменить. Нет, я ни при чём. Просто возрождение — это магия. Тёмные силы выходят наружу, когда происходит такое. Анна была слишком слаба и жалка. Сила Чёрного рода, возродившая дитя, убила её. Вот и всё. — Она равнодушно пожала плечами, давая понять, что этот вопрос не стоит столь подробных комментариев.
— Что я скажу Эдгару? — спросила Джиневра.
— Ну, полагаю, смерть Анны не слишком его огорчит. А что до ребёнка — вы же оба ощущали, что это не ваше дитя… что он дано вам лишь на время. Верно?
— Да…
— Знаешь что, Джиневра? — Белинда, лукаво прищурилась. — Тебе нужно выйти замуж.
— Что?! — С Джиневры вмиг слетело почти всё оцепенение. — И вы туда же?!
— Нет, конечно, это абсолютно не обязательно. Но в вашем мире так намного проще. Думаю, что очень скоро ты выйдешь замуж за Эдгара.
— За Эдгара?!
— Я понимаю, — Белинда состроила скорбную мину, — он для тебя скучноват. Но вы с ним уже так вжились с роль родителей. Так что лучше всего вам завести своего ребёнка… или даже несколько. — С этими словами она улыбнулась Джиневре, уже не скрывая нечеловечески острых зубов, и прошла через стену, окружённая огненным заревом.
Это было, конечно, очень некрасиво по отношению к Джиневре, — бедняжка и так пережила в это утро немало. Но Белинда всегда была эгоисткой. Ей так захотелось покинуть этот мир эффектно!
17
Пифия
По пещере, как призрачный зверь на пушистых лапах, бродил полумрак. Лишь сквозь отверстие, ведущее наружу и наполовину затканное диким плющом, струились лучи восходящего солнца. Розовые с серыми и лиловыми прожилками, несущие золу сгоревших звёзд… Чем-то они были похожи на дорогу … Правда, теперь дорога утратила для Анабель былую притягательность. Как будто она выполнила своё предназначение, явив Анабель в тот вечер чёрную карету без кучера и ту… ту, что вышла из этой кареты.
Поэтому с тех пор Анабель уже не смотрела на дорогу, — от неё ей нечего было ждать. Всё своё время она проводила здесь, в пещере пифии. Но и тут всё переменилось. Она уже не слушала, как прежде, все рассказы пифии подряд. Каждый раз, приходя в пещеру, Анабель просила её об одном: «Расскажи мне о Белинде, принцессе Тьмы!»
И пифия рассказывала… Её морщинистое тёмное лицо было неподвижно, и порой невозможно было сказать — лицо это, или причудливая вязь на дубовой коре. Она говорила о Белинде снова и снова, и Анабель слушала, как слушает ребёнок любимую сказку, наслаждаясь повторением.
Она слушала, как родилась Белинда — во тьме веков, из чрева Энедины, жрицы подземных тайн. Эти тайны неведомы ни духам воздуха — эльфам, ни духам огня, ни духам воды… Даже гномам, духам земли, открыта лишь малая толика. И лишь Энедина, чёрная жрица, знает всё. В её сердце раскалённая подземная лава обращается в вечный могильный холод.
Из этой пещеры запретного вышла Белинда на бескрайние луга миров и созвездий. Она родилась, чтобы любить. И она полюбила… Кого — об этом пифия всегда молчала; лишь тень на её лице становилась темнее и гуще, а голос — глуше.
А затем она говорила Анабель про огонь. Лицо у неё начинало дрожать, словно по нему пробегали багровые всполохи. Огонь — это солнце, а солнце — это огонь, — так бормотала она чуть слышно, застилая ссохшейся веткой руки потухшие белёсые глаза. Белинда стала огнём и из огня возродилась снова. И этот огонь остался в ней; он лизал изнутри её тело, словно стекло негаснущей лампы. И на этот свет слетались все тени, все духи, все призраки из всех миров…
Впитав в себя огонь, вплетя его нити в своё естество, Белинда связала собой два мира. Мир солнечный и мир ночной, мир тьмы и мир света… Ей принадлежали они оба; она принадлежала лишь себе. Она стала горящим солнцем в ночи и тенью среди белого дня.
Анабель слушала это, — в который раз! — и ей до боли хотелось поймать слова, слетающие с губ старой пифии; сжать их пальцами, как мотыльков, вдохнуть отравляющий запах пыльцы.
Но сегодня пифия была не в духе. Она как будто и не замечала Анабель, потеряно бродившую вокруг неё, и сидела без движения, то и дело заливаясь безумным скрежещущим смехом. Анабель вздрагивала, — но не уходила.
— Расскажи мне о Белинде! — жалобно просила она; но пифия в ответ лишь трясла головой. Глаза её смотрели куда-то вдаль; изредка губы слегка размыкались и что-то шептали на древнеэльфийском.
— Ну, пожалуйста! — твердила Анабель в отчаянии, уже теряя всякую надежду. — Ну, расскажи мне о Белинде! Ну, расскажи! Ну, хоть чуть-чуть!
