Андрей Дашков - Обезображенный
Первое, что он заметил, было изменившееся поведение гребцов. Животный страх исказил их лица, а тела свела противоестественная судорога. Чуть позже Холодный Затылок почувствовал, как по его внутренностям растекается мертвящий жидкий лед. Может быть, таким было ужасное мгновение, предшествующее небытию, но сейчас оно слишком затянулось. Инстинктивно Сенор опустил голову и услышал сквозь шум внезапно возникшего ветра торжествующий смех Тойнгха.
Из-под воды поднималось что-то; оно было растворено в пространстве и излучало вибрирующий страх. Оно наполняло воздух всепроникающим низким гулом, сводящим с ума. Только долгая практика в искусстве отражений помогла придворному Башни не потерять контроль над своими действиями, а точнее – бездействием. Опять ему пришлось бороться с труднопреодолимым искушением увидеть Кладбищенскую Крысу. Одно мгновение ему даже казалось, что это стоит целой жизни и глубоко похороненное влечение к смерти охватило все его существо, настолько сильным было разрушительное и самоубийственное влияние на сознание. Потом стало легче, – колодки неуправляемого кошмара разжались и Незавершенный понял, что побывал где-то очень близко к окончательному безумию…
Теперь он не ощущал присутствия Крысиного Хвоста. Двое существ со щупальцами визжали от ужаса и он почувствовал толчки, сотрясавшие лодку. Мгновением позже она поднялась в воздух, с плеском роняя воду, и понеслась куда-то с невообразимой скоростью. Напор набегавшего воздуха был чудовищным; Поющая Шкура на плечах Сенора уже не звенела, а жалобно стонала, трепеща под безжалостным натиском ветра.
Человек Безымянного Пальца сидел, скрючившись, крепко вцепившись руками в выступы на бортах лодки, и твердо помнил одно: он не должен был смотреть на то, что находилось вокруг, чем бы оно не было…
Полет был стремительным и недолгим. Единственными звуками, сопровождавшими его, были гул Крысы и свист ветра, пронизывающего до костей. Вскоре Холодный Затылок почувствовал, что его пальцы оледеневают, но лодка уже падала вниз и его тело почти утратило вес. Потом падение замедлилось и лодка неподвижно зависла в пространстве.
Чей-то голос, который должен был бы принадлежать Тойнгха, но был уже совершенно чужим, прошептал в самое ухо Сенора:
– Можешь открыть глаза… Иди вперед и войдешь в храм…
Он открыл глаза.
Лодка висела над водой вровень с вершинами куполов и с этой высоты он видел их еще больше. Вереницы светящихся полушарий уходили за горизонт, очерченный границей между водой и голубым заревом…
Кроме герцога, в лодке никого не было. На месте гребцов были разлиты две лужицы мутной, дурно пахнувшей слизи. Холодный Затылок посмотрел на корму, туда, где находился Тойнгха, и у него перехватило дыхание от того, что он увидел.
В некотором отдалении от лодки, на расстоянии, которое невозможно было определить, в воздухе висело гигантское спиралевидное образование с размытыми краями. Ветви спирали были полупрозрачны и медленно вращались, как крылья огромной ветряной мельницы. В самый ее центр была втянута ужасным образом деформированная фигура графа, казавшаяся смехотворно маленькой. Только лицо его оставалось почти человеческим, но теперь оно было юным, как никогда, и совершенно обескровленным. Было совершенно очевидно, что он стал частью какого-то другого, гораздо большего, чем он, и, к тому же, совершенно чуждого всему человеческому существа.
– Вперед! Иди вперед! – кричало это существо искаженным до неузнаваемости голосом, переходящим в рыдающий хохот.
Спираль медленно удалялась и таяла, как дым. Взвизгивающее существо в ее центре превратилось в неразличимую точку и, наконец, исчезло. Поскольку другого выхода все равно не было, Сенор последовал его приказу и приблизился к носу лодки. От него в пустоту протянулась тропа из стеклянных дисков, плававших в воздухе. Они выглядели не самой надежной опорой, но он ступил на них и почувствовал себя так, словно шел по шатающемуся мосту.
Где-то далеко внизу сверкало гладкое зеркало воды; наступила тишина, казавшаяся ватной после безумных криков преображенного Тойнгха. В ледяном разреженном воздухе Сенор слышал только собственное шумное дыхание.
Магическое зрение медленно возвращалось к Сенору, но так, словно этому препятствовало чье-то влияние. Впереди стало сгущаться облако голубого тумана, из которого исходили лучи слепящего света. Постепенно облако приняло очертания гигантского купола с неясными дрожащими границами и оттого он казался всего лишь миражом. Тропа из стеклянных дисков вела прямо к нему.
По мере приближения к Храму герцог утрачивал обычное восприятие и органы чувств последовательно изменяли ему. Он вдруг ощутил себя способным видеть со стороны собственное сознание и оно предстало бесконечным лабиринтом, расстилавшимся под тропой, по которой он продолжал двигаться, как заводная кукла. Это было похоже на видения, но уже не имело ничего общего со светом.
В тысячах комнат лабиринта мелькали образы, которые хранила память, исказившая реальность, – лица, интерьеры, ландшафты, пророчества, замки, химеры, – все, что было воспоминаниями и прошлым, а может быть, неизбежностью будущего. Незавершенный ощутил себя бесконечно далеким от этого адского роя, копошившегося в его сознании, вывернутом наизнанку неведомым хирургом.
Нечто проникло в его мозг и он оказался малой частью этого нечто. Оно искало ключи к нему, его жизни и смерти, взвешивая все «за» и «против», возможность впустить чужого в Храм и последствия своего выбора. Только в одном оно оставалось несовершенным – оно не знало этих последствий. Оно было идеальным сторожевым псом, потому что было не способно проникнуть внутрь самого себя. Оно охраняло вечность, но полностью отсутствовало в промежутках между появлениями чужих. Именно поэтому его нельзя было уничтожить. Может быть, его хозяин и был всеведущ, но оно ничего не знало о хозяине и собственном предназначении. Без сомнений и колебаний оно отделяло входящих в Храм от тех, кто должен был быть умерщвлен, и исчезало из Тени… Оно было лишено человеческих пристрастий и приятных заблуждений; оно дало ощутить Сенору свою нечеловеческую природу и прикоснуться к измененному им миру. Даже это эфемерное прикосновение ужаснуло Незавершенного. Вселенная внутри него оказалась темным, изнурительным и безнадежно неощутимым в обычном состоянии местом…
Потом все прошло, как будто Сенор вновь вернулся в привычный сон. Слух, зрение, осязание за несколько мгновений выткали назойливые узоры на ткани безатрибутного мира, но Холодный Затылок уже знал, что никогда не увидит и не ощутит его прежним.
