Сергей Головачёв - Приди и узри
— Они захватили нас. Они захватили вас так же, как и меня. И упрятали сюда несмотря на свободу слова и женевскую конвенцию о правах человека. Им всё позволено. Они не боятся бога. Они завладели умами наших правителей и полностью подчинили себе разум людей, превратив их в зомби. Люди перестали думать, люди стали только пить, жрать, потреблять и удовлетворять свою ненасытную похоть.
Подойдя к соседу справа, внимательно слушающего его и одновременно удовлетворяющего себя под простынёй, отец Егорий наложил руку ему на плечо и назидательно произнёс:
— Не поддавайся плотским искушениям. Думай о всевышнем.
Но тот и не подумал прекращать своё занятие.
Сидящий напротив него старичок так прочувствовался его наставлениями, что даже всплакнул от умиления, утирая одной рукой слёзы, а другой рукой — сопли. Отец Егорий погладил его по голове:
— Не унывай.
Но тот в ответ ещё сильнее зарыдал.
Егорий подошёл к следующему больному, добродушному толстяку, беспрерывно лузгающему семечки, и покачал головой:
— Не потакай чреву своему.
Но и тот не послушал его. Выплюнув шелуху на пол, он тут же вновь сунул в рот очередную семечку.
Четвёртый, маленький и плюгавенький, как чёрт из табакерки, выскочил из своей постели и яростно накинулся на о. Егория:
— Да кто ты такой, чтоб здесь выступать? Ты спросил у меня? — толкнул он его в грудь, — ты меня спросил?
— А ты кто такой? — удивился прыти прыща священный инквизитор.
— Иван, — представился низкорослый и напыщенно добавил, — Грозный!
— Уйми гордыню свою, царь! — хорошенько встряхнул его Егорий и поставил на место. — А не то я задушу тебя так же, как ты своего сына.
Иван Грозный, вне себя от злобы и унижения, ни слова больше не говоря, выскочил за дверь.
— Так его! Уже задолбал тут всех, — пожаловался на Грозного его сосед, интеллигентный мужчина в старомодных очках. — Какой вы молодец! — заискивающе поглядел он на о. Егория. — Такой большой и сильный. Хорошо, что есть люди, которые могут поставить выскочку на место. Вы, судя по разговору, прокурор?
— Нет, я священник.
— Вы знаете, батюшка, я тоже когда-то мечтал стать священником. Чтобы наставлять людей на путь истинный. Как я завидую вам и вашему благородному труду.
— Не надо завидовать мне, — улыбнулся ему инквизитор, — я ведь состою в священной инквизиции, и работа моя зачастую бывает не такой уж и благородной.
Тем временем, во втором ряду вспыхнула ссора.
— Дай поиграть! — требовал лысый дядька в майке и в трениках у молодого парня в шортах и в футболке с надписью «play games, watch TV and think of nothing», который держал в руках планшет.
— Не дам, — отмахивался от него усиленно жующий при этом жвачку парень.
— Дай, я сказал! — замахнулся дядька в гневе на него.
— Не гневись, — вовремя отвёл о. Егорий дядькину руку, а парню посоветовал, — а ты не будь жадиной и дай ему поиграть.
— Не дам, это мой планшет.
— Он целый день только и делает, гад, — пожаловался дядька на парня, — что играет в свои игры.
— Не играй в свои игры, — пожурил его инквизитор.
— А что ж мне тогда делать? — возмутился парень.
— Думай! — просто ответил инквизитор.
— А ещё он смотрит телевизор, — вновь пожаловался дядька на парня, — а нам никому не даёт посмотреть — ни футбол, ни кино. Даже новости зажимает, гад такой! — вновь замахнулся на него дядька.
— Смотреть новости — это грех, — покачал головой инквизитор. — Все беды в мире — от новостей. Всё зло исходит от телеведущих. Своими языками они обманывают вас. На их губах — яд, а рты их полны желчи.
В это время раскрылись двери, и в них влетел Иван Грозный. За ним прошествовал медбрат со шприцом и с ампулой в руках и внушительным голосом приказал о. Егорию лечь в постель и задрать пижаму для профилактической инъекции.
Священный инквизитор с лёгкостью согласился на инъекцию, но в последний момент, когда медбрат уже разламывал ампулу надвое, он неожиданно схватил шприц с тумбочки и со всей силы полностью всадил иглу ему в ягодицу, произнеся сакраментальную фразу «врачу, исцелися сам».
Воспользовавшись замешательством, о. Егорий выскочил из палаты, позвал на помощь орущему медбрату двоих санитаров, дежуривших на посту, и, смешавшись с посетителями, покинул пределы больницы незамеченным.
На следующее утро, накинув поверх больничной пижамы длиннополый чёрный плащ и захватив с собой походный чёрный саквояж, поп-расстрига отправился прямиком на Лысую.
9. Семь смертных добродетелей
— Где же твой барыга? — спросил О'Димон, откровенно заскучав.
Димон-А неуверенно ответил:
— Мы договорились на двенадцать.
— А сейчас сколько?
Димон-А глянул на часы.
— Без пяти.
Внимание О'Димона привлёк странный рисунок на подпорной стене — намалёванный белой краской полукруг с лучами, изображавший по всей видимости восходящее или заходящее солнце. Внутри полукруга был нарисован глаз с вертикальным зраком, ниже написана римская цифра VII, а ещё ниже — «Приди и Узри».
— Ни черта себе, — опешил он.
— Чем-то похоже на Всевидящий глаз, — предположил Димон-А.
— Я бы не сказал, — покачал головой О'Димон. — Во-первых, где ты тут видишь треугольник? А во-вторых, зрачок. Это не глаз человека.
— А чей глаз?
— Походу змеи или кошки. Короче, какого-то зверя.
— А причём тут зверь?
— А чёрт его знает? — пожал плечами Димон-А и усмехнулся, — наверно, для того, чтобы ты знал: он здесь, и он наблюдает за тобой.
— «Приди и Узри», — вслух прочитал надпись на стене О'Димон. — И куда ж нам смотреть? На солнце, что ли? Или на луну?
— Какая разница куда? Тут главное, смотреть в оба.
Упёршись подбородком в ладонь, О'Димон задумался.
— Что же тогда означает семёрка?
— Ну, принимая во внимание то, куда мы с тобой идём… походу, это семь смертных грехов.
— Это какие же?
Димон-А неуверенно стал перечислять:
— Гордыня, м-м-м, жадность, зависть, гнев… э-э-э…, похоть, уныние и… чревоугодие.
Перечисление смертных грехов привело О'Димона в явный восторг:
— Ну, тогда тебя бесы точно туда заберут, — радостно заверил он приятеля.
— За что ещё? — не понял тот.
— За то, что жрёшь много. За твоё чревоугодие.
— А-а, это точно, — с довольным видом погладил свой пивной живот Димон-А. — Но особо не радуйся по этому поводу. Поскольку ты тоже там окажешься.
