Джо Хилл - Страна Рождества
Бинг заглатывал воздух почти полминуты, прежде чем понял, что по-прежнему слышит «Белое Рождество». Эта песня проследовала за ним из сновидения. Она доносилась издалека и, казалось, к этому времени ускользала, и он знал, что если он не встанет, чтобы посмотреть, то скоро она растворится, а утром он будет полагать, что ему это пригрезилось. Он встал и на нетвердых ногах подошел к окну, чтобы выглянуть на двор.
В конце квартала не спеша отъезжал от его дома старый черный «Роллс-Ройс» с выступающими бортами и хромированной арматурой. Его задние фонари пыхнули в ночи красными огнями, высветив номерной знак: «NOS4A2». Затем автомобиль повернул за угол и исчез, унеся с собой радостный шум Рождества.
Шугаркрик, штат ПенсильванияБинг знал, что к нему направляется человек из Страны Рождества, задолго до того, как объявился Чарли Мэнкс и пригласил Бинга с ним прокатиться. Он знал также, что человек из Страны Рождества не будет похож на других людей и что работа в службе безопасности Страны Рождества не будет походить на другие его работы, в чем он не был разочарован.
Он знал об этом благодаря своим сновидениям, которые казались ярче и реальнее всего того, что когда-либо случилось с ним наяву. В этих сновидениях он никогда не мог шагнуть в Страну Рождества, но частенько видел ее из своего окна и из двери. Он чувствовал запахи мяты и какао, видел свечи, горевшие на десятиэтажной рождественской елке, слышал, как подскакивают и грохочут тележки в разболтанных старых деревянных Санных Горках. Еще он слышал музыку и детские крики. Если не знать, откуда они доносятся, вернее было бы подумать, что детей режут заживо.
Он знал об этом не только из-за машины, но и благодаря сновидениям. В следующий раз он увидел «Роллс-Ройс», когда был на работе, стоял на погрузочной платформе. Какая-то шпана изукрасила заднюю стену здания аэрозольной краской: огромный черный болт с яйцами, извергавший черную сперму на пару больших красных глобусов, которые могли бы сойти за сиськи, но выглядели, по мнению Бинга, скорее как елочные игрушки. Бинг вышел наружу в своем прорезиненном костюме химзащиты и промышленном противогазе, с ведром разбавленного щелока, чтобы отскоблить металлической щеткой краску со стены.
Бинг любил работать со щелоком, любил смотреть, как он расплавляет краску. Дон Лори, аутист, работавший в утренней смене, говорил, что щелоком можно и человека растворить так, что останутся только одни шматки жира. Как-то раз Дон Лори и Бинг положили мертвую летучую мышь в ведро со щелоком, а на следующее утро там не осталось ничего, кроме полупрозрачных костей, напоминающих подделки.
Он отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. Яйца почти исчезли, открыв грубый красный кирпич; относительно целыми остались только большой черный член и сиськи. Глядя на стену, он совершенно неожиданно увидел, как на ней, откуда ни возьмись, появилась его собственная тень — четкая и резко очерченная на фоне грубого кирпича.
Он повернулся на каблуках, чтобы посмотреть назад, и увидел черный «Роллс-Ройс»: тот был припаркован по другую сторону сетчатого забора, а фары, посаженные на разной высоте авто, пялились прямо на Бинга.
Можно всю жизнь смотреть на птиц, не слишком-то разбирая, где воробей, а где черный дрозд; но, увидев лебедя, каждый его узнает. Так же отстоит дело и с автомобилями. Может быть, не все могут отличить «Санфайр» от «Файрберда», но, увидев «Роллс-Ройс», его узнает любой.
Бинг улыбнулся, увидев это, почувствовал прилив крови к сердцу и подумал: «Ну вот. Сейчас он откроет дверь и скажет: «Это вы тот молодой человек, Бинг Партридж, который писал о работе в Стране Рождества?» — и тогда начнется моя жизнь. Тогда моя жизнь наконец-таки начнется».
Но дверца не открылась. А человек за рулем — Бинг не видел его лица из-за блеска фар — даже не посигналил и не опустил стекла: не поприветствовал Бинга, а просто развернул машину по широкому кругу и направил в противоположную от здания «НорКемФарма» сторону.
Бинг снял противогаз и сунул его под мышку. Он раскраснелся, и прохладный в тени воздух приятно обдувал его кожу. Бинг слышал рождественскую музыку — «Радость миру», — доносившуюся из автомобиля. Да. Он чувствовал себя как аккорды мелодии, не иначе.
Он спросил себя, не хочет ли человек за рулем, чтобы он подошел. Чтобы он оставил свой противогаз, свое ведро со щелоком, подошел к забору и забрался на пассажирское сиденье. Но не успел сделать ни шага вперед, как машина помчалась по дороге.
— Подождите! — крикнул Бинг. — Не уезжайте! Подождите!
Вид покидающего его «Роллс-Ройса» — этого номерного знака, NOS4A2, бесстыже уменьшающегося по мере удаления машины, — потряс его.
Охваченный головокружительным, почти паническим волнением, Бинг крикнул:
— Я ее видел! Я видел Страну Рождества! Пожалуйста! Дайте мне шанс! Прошу вас, вернитесь!
Вспыхнули тормозные огни. «Роллс-Ройс» на мгновение замедлил ход, как будто Бинга услышали, — а потом заскользил дальше.
— Дайте мне шанс! — прокричал он. А потом завопил: — Дайте мне только шанс!
«Роллс-Ройс» скользнул вниз по дороге, свернул за угол и исчез, оставив Бинга красным, влажным от пота, с колотящимся сердцем.
Он все еще стоял там, когда мастер, мистер Паладин, вышел на погрузочную площадку, чтобы перекурить.
— Эй, Бинг, а ведь от болта на стене много чего осталось, — окликнул он его. — Ты сегодня работаешь или ты в отпуске?
Бинг растерянно смотрел на дорогу.
— У меня рождественские каникулы, — сказал он, но едва слышно, так что мистер Паладин его не расслышал.
* * *Он не видел этот «Роллс-Ройс» целую неделю, как вдруг ему поменяли график, и он вынужден был тянуть в «НорКемФарме» двойную смену — от зари до зари. В складских помещениях было безбожно жарко, так жарко, что железные баллоны со сжатым газом обжигали, стоило только слегка к ним прикоснуться. Бинг, как обычно, отправился домой на автобусе — сорок минут сопровождались горячим зловонным воздухом из вентиляционных отверстий и окружающими со всех сторон детскими воплями.
Он вышел на Фэарфилд-стрит и три последних квартала прошел пешком. Воздух казался уже не выхлопным газом, но жидкостью, близкой к температуре кипения. Жар устремлялся вверх от размягченного асфальта, и улицы заполняло пространство искаженных струй, так что ряд домов в конце квартала колебался, как отражения, подпрыгивающие в бушующем водоеме.
— Зной, зной, наутек, — напевал про себя Бинг. — Жги меня в другой…
