Иннокентий Соколов - Бог из глины
(Убирайтесь отсюда, покуда не поздно!!!)
Сергей отступил. На миг ему стало страшно, но затем страх ушел, сменился злостью.
— Черта с два! — процедил он, и смерил дом упрямым взглядом.
И дом сдался, отступил, признавая право хозяина находиться здесь столько, сколько тот посчитает нужным. Сергей сделал шаг навстречу. Потом еще. Он шел навстречу дому, замирая от собственной смелости, не глядя под ноги, приближаясь к дому, и дом пятился, съеживаясь, становясь все тем же недовольным стариком, что ворчит иногда, пытаясь привлечь внимание окружающих.
И когда он подошел достаточно близко, дом заговорил:
— Я старый дом, и если ты решил обрести здесь покой, что ж — твое право. Вот только то, что в тебе, парень, вряд ли поможет тебе в этом…
Сергей ухмыльнулся. На самом деле дома не умеют говорить, и все что при желании можно было бы выдать за голос, всего лишь его мысли. Это его вотчина, и здесь ему будет хорошо. Ну а если, кому-то это может прийтись не по душе — на этот случай у Сергея найдется пара дельных мыслей.
Он подошел к дому, и прижался к нему, чувствуя ладонями приятную шероховатость. Дом шептал о том, что все будет в порядке.
(Это просто маленькая проверка, дружище, и ты оказался именно тем сукиным сыном, что способен удержать вожжи в руках, не дать этому дому рассыпаться грудой бесполезного кирпича, не то, что твоя вторая половинка. Кстати, неплохо было бы пойти, взглянуть, как поживает любимая женушка, как считаешь, парень?)
Сергей неохотно оторвался от стены, и пошел к крыльцу, что-то насвистывая под нос…
В доме, его супруга оттерла пот с лица, и с новой силой принялась тереть дверь, пытаясь уничтожить пыль и грязь запустения. Она решила начать с прихожей, затем заняться лестницей. Сначала Надя как заведенная перебирала вещи, сложенные в углу прихожей, большой неопрятной кучей. Сергей решил, что супруга со своим женским чутьем сможет найти применение старым ненужным тряпкам, которые выкинуть вроде бы и нужно, но жалко. Надежда зарылась в кучу с головой, вдыхая пыль, пытаясь найти хоть что-нибудь, что можно было бы использовать в дальнейшем. Потратив пол часа, Надя с сожалением поняла, что придется, пожалуй, выбросить все старье. В конце концов, в этом доме и так было с головой всякой всячины, место которой на свалке.
Она принялась складывать тряпье в огромный картонный ящик, загодя припасенный Сергеем. Потрескавшиеся босоножки, тупоносые, теперь уже не модные туфли мужа, зонтик с торчащими спицами, какие-то ржавые детали непонятного назначения — все это удобно уместилось ящике, в ожидании своей участи.
Так, теперь вынести ящик на улицу, и приняться за пыль, которая осела на поверхностях комнаты ровным мохнатым слоем.
Вытирая пыль, точнее размазывая грязь по крашеной штукатурке, Надя усердно сопела, запоздало, пожалев о том, что вообще взялась за этот черный неблагодарный труд.
Пол под ногами скрипел, в такт движениям руки. Надежда прошлась веником, сметая с углов паутину, затем с трудом, встав на цыпочки, вытерла подоконник влажной тряпкой.
— Сколько же здесь грязи, мама дорогая…
Надежда подмела пол, и с удовлетворением посмотрела на результаты своих трудов. Комната не блестела чистотой, но уже не казалось такой грязной.
Пол в очередной раз противно скрипнул. Надежда посмотрела под ноги, и увидела, что стоит как раз в центре прямоугольника, очерченного тонкими щелями. Крышка бывшего погреба. Надежда вздрогнула, представив, как старые, трухлявые доски не выдерживают, и с противным треском проламываются под ее весом, и она, загребая руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, летит со страшным криком вниз, в пыльную темноту, где во мгле затаились страшные существа с огромными зубами, алчно потирающие когтистые лапы, в предвкушении трапезы…
(Ух, какая сочная, жирная добыча…)
Надя поспешно сошла с крышки погреба, и опасливо коснулась ногой крашеных досок — крышка не шелохнулась, будучи намертво прибитой, неизвестно к чему.
Надежда встала на колени и прижалась ухом к холодному, неровному полу. Из-под крышки дохнуло сыростью и холодом.
(Что ты хочешь услышать, дуреха? Плотоядные причмокивания неизвестных существ, или утробный смех демонов, что живут в темном, заброшенном подвале?)
Надежда хмыкнула и прислушалась к тишине.
Что-то тихонько скрипнуло, там, под крышкой, словно возрождаясь к жизни.
(Я иду к тебе, лапочка…)
Надежда вскочила, и замерла, слушая, как бьется сердце, разгоняя адреналин.
(Просто послышалось… Ты, глупая толстая дуреха — это доски скрипят под ногами, и если ты не перестанешь поглощать тонны пищи, они просто начнут ломаться под твоим огромным весом. Вот так-то толстушка…)
— Вот так — в слух сказала Надежда, пытаясь убедить саму себя в том, что под крышкой погреба просто несколько кубических метров темноты, пыли, грязи и…
(а еще там существа, которые ждут, не дождутся, пока ты — полненькая, аппетитная сучка не сунешься к ним, прямо в лапы…)
и тишины, в которой нет никого, кроме твоих глупых, непонятных страхов, моя дорогая.
— Вот так, — повторила она и топнула ногой по старой крышке, словно пытаясь раздавить, уничтожить неведомых тварей, которые пытаются напугать ее…
— И еще раз… — насмешливо процедил Сергей, появляясь в проходе.
Надежда ойкнула от неожиданности, и покраснела — муж застал ее врасплох, когда она сражалась с придуманными существами, забыв про свои обязанности примерной хозяйки.
— Разбираешь вещи? — Надю всегда раздражала эта дурацкая привычка мужа комментировать очевидное.
— Нет, Сережа, танцую вальс…
Надя выровнялась, картинно сложив руки на груди. Сергей подошел к ней и схватил в объятия.
— Мадам, разрешите вас пригласить…
Надя охнула, когда сильные руки мужа приподняли ее и закружили по прихожей (пока еще он может выдержать твой вес, но детка, не питай на этот счет никаких иллюзий, договорились?). Сергей прижал ее к себе, словно пытаясь прочувствовать заранее всю любовь и нежность, которые были отмеряны, им двоим.
— Пусти, дурачок…
Они стояли на треклятой крышке погреба, и целовались, словно время пошло вспять, и вернулись те ночи, когда сладкую дрему разгоняли ритмичный скрип кровати и жаркие стоны страсти.
Надя обмякла в объятиях мужа, отдалась его сильным рукам.
Сергей отпустил ее и неожиданно для самого себя, хриплым от волнения голосом произнес всего три слова.
— Я тебя люблю…
Где-то за окном пошел мелкий грибной дождик, время застыло в хмуром приветствии. Этот день навсегда остался в памяти Нади, осенним поцелуем, небольшим, но приятным воспоминанием, маленьким кусочком счастья.
