М. Роуз - Великое зло
Она глубоко вдохнула.
Соберись.
– Я поищу подтверждение твоей теории – так лучше? – спросила она, не давая мыслям разбегаться. – Может быть, на острове что-то осталось…
Жас знала, как Малахай рвется найти один из легендарных артефактов, с помощью которого можно разбудить память о прежних жизнях. Некоторые исследователи предполагали, что четыре – шесть тысяч лет назад в долине Инда мистиками были созданы инструменты для медитаций, помогающие людям входить в состояние глубокого транса, во время которого они получали доступ к памяти о прежних рождениях.
Считалось, что таких реликвий всего двенадцать. Двенадцать – мистическое число; оно повторяется, рассуждал Малахай, в различных религиях и в природе. Двенадцать артефактов, позволяющих пробиться сквозь мембрану времени.
Малахай полагал, что за последние годы два артефакта были найдены. Первый – несколько драгоценных камней, а второй – флейта, изготовленная из человеческой кости. Найдены – и почти сразу потеряны. Третий артефакт – благовоние, которое включало обонятельную память организма, – тоже недавно всплывал на поверхность и тоже исчез. Но молва об этих реликвиях продолжала разрастаться. Рассказывали, что ради них убивали; что на их поиски транжирились родовые состояния. Их разыскивали охотники за сокровищами, а честным наивным коллекционерам ловкачи предлагали купить за сумасшедшие деньги «единственный подлинный экземпляр». Снимались приключенческие ленты, писались триллеры. Сочинялись сюжеты о том, как эти инструменты древних служили сегодняшнему злу.
Именно в этом воплотился Святой Грааль Малахая. Он вожделел его так же, как иные вожделеют власти и денег.
– Не пытайся подкупить меня, твое благополучие гораздо важнее, – сказал он.
– Как интересно. Мне казалось, что важнее тех артефактов для тебя ничего нет.
– Мне больно это слышать, Жас. Ты в самом деле считаешь, что я способен принести твою безопасность в жертву древнему экспонату?
Отсвет каминного огня падал на его лицо. Задай он ей вопрос еще мгновение назад, она не знала бы, что ответить. Малахай не просто исследовал реинкарнацию; он глубоко верил в идею перерождений. Именно по этой причине Самюэльс оказался в девяностые годы в швейцарской клинике Бликсер Рат.
Подобно Карлу Густаву Юнгу, Малахай полагал: то, что традиционная психиатрия считает расстройством личности и пытается лечить, является на самом деле шрамами, нанесенными в предыдущих рождениях. Память об иных существованиях поднимается из глубин сознания и вызывает страхи, фобии, повышенную тревожность, даже появление второго «я». Если бы можно было проследить неразрешенные конфликты прежних жизней и разрешить их, в теперешнем рождении личность сумела бы исцелиться.
Малахай приехал в клинику, поскольку регрессионная терапия была частью ее лечебной программы. Используя гипноз, он изучал недавнее и отдаленное прошлое пациентов. Похороненное прошлое. Жас не очень подходила для этого: даже под гипнозом она не могла забраться в память глубже, чем к воспоминаниям о собственном детстве.
Идею реинкарнации нельзя было назвать страстью Малахая – в этом была вся его жизнь. Девушку всегда восхищали пыл и глубокая вера, с которой он занимался исследованиями. Она даже слегка завидовала: у Малахая была та точка отсчета, которой недоставало ей самой. Жас всегда хотела принадлежать к категории людей, точно знающих, в чем заключается их главное дело; людей, хранящих неизменную верность призванию.
Ее же одинаково привлекали разнообразные религии, мифы и легенды – хотя сама она не верила ни во что. Если уж совсем жестко, то по-настоящему Жас была уверена только в одном: как бы ты ни любил и ни заботился о близком тебе человеке – будь то друг, родственник или возлюбленный, – все равно рано или поздно тебя предадут. Ни в чем – и ни в ком – нельзя быть уверенным. Время и пережитые испытания сделали из нее циника.
«В поисках мифов» – и книга, и телепрограмма – были как раз таким циничным взглядом на мифологию. Разумеется, все эти истории имели ценность – как собрание метафор. Но самым главным и самым трудным было выяснить ту хрупкую основу, на которой зиждились мифы. Жас надеялась проследить хотя бы некоторые из них до конкретного человека или события, породившего его, и продемонстрировать, как то немногое, что было действительным зерном истины, преувеличивалось и романтизировалось, превращалось в сказку. Если ей удастся сделать это, она поможет людям избежать муки обманутых ожиданий. Избавит их от глупого стремления мечтать о несбыточном.
Разве у нее не было возможности убедиться в этом на собственном опыте? Ее отец довел себя до изнеможения, пытаясь оправдать ожидания старших родственников и следовать «духу семьи». Не приобрел ничего важного – но утратил многое из того, чем дорожил. Стремление матери достичь славы на литературном поприще при весьма скромных талантах так сокрушило ее самооценку, что она фактически сломала собственную жизнь.
Но результаты программы оказались совершенно другими. Люди смотрели – и загорались интересом. Обнаружилось, что выяснять, из какого крошечного зерна действительности разрослось дерево мифологии, – упоительное занятие. Ее критический анализ не разочаровывал, а воодушевлял.
– Ну, если это твой самый сильный козырь, ты проиграл, – заявила Жас, складывая письмо от Тео и помещая его обратно в конверт, который Малахай оставил на столе. – Ты не привел мне ни одной сколько-нибудь серьезной причины, почему я должна отказаться от приглашения.
– Разве твоя безопасность – недостаточная причина?
– Достаточная, если б я считала, что моя безопасность на самом деле под угрозой. Но ты не говоришь ничего конкретного. Все, что ты сказал, – что когда мы были подростками, Тео и я, мы – потенциально – стали кем? Соучастниками преступления? Так я это знаю. Я помню все правила, которые мы нарушали тем летом.
– Ты не просто нарушала правила. Ты нарушала их по его указке. Тебя использовали. Тео испытывал тягу к саморазрушению и подвергал опасности не только себя, но и тебя. Вы бродили по безлюдным местам; выходили за границы территории; нарушали комендантский час. Он тебя спаивал и приучал к марихуане…
– Мне было четырнадцать, и я потеряла от него голову.
– Дело куда серьезнее. Не подростковая влюбленность – зависимость, гораздо более глубокая.
– Может, и так. Но я была тогда просто ребенком.
– А что, если я скажу тебе, что он все еще имеет над тобою власть? Нам пришлось отправить его домой, Жас. Мы не смогли его излечить. Вполне возможно, что он до сих пор болен.