Карен Рэнни - У дьявола в плену
Сейчас нет причины чувствовать себя виноватой. Этот акт освящен и разрешен. Более чем разрешен. Разве не должна она совершать его так часто, как того пожелает ее муж?
— А вы разве не хотите просто покончить с этим, и все? Я думала, что мужчины считают именно так.
— Тогда, может быть, приступим? — Он загадочно улыбнулся. — То есть я хочу сказать, если вам не терпится.
Она ничего не ответила, и он протянул руку и положил пальцы на ее шею.
— Чем это вы таким занимаетесь весь день, что у вас такие жесткие руки? — вдруг спросила она, и по его взгляду поняла, что она в очередной раз удивила его.
— Я каждый день езжу верхом. Мозоли у меня от поводьев.
— Каждый день?
— Каждый.
— Даже сегодня?
— По-моему, вы стараетесь оттянуть неизбежное, Давина, не так ли? Или вы вдруг решили, что вам не так уж и не терпится, как вы думали?
— Что значит не терпится? При чем здесь это? Я просто стараюсь быть вежливой.
— А вам не кажется, что это рискованно?
Она лишь улыбнулась в ответ.
Неожиданно она оказалась на спине на середине постели, а он смотрел на нее сверху вниз.
— Я понял, что не терпится-то мне, — сказал он.
— Правда?
— Истинная правда.
— О!
Он начал целовать ее, при этом он проводил пальцами по ее горлу, по округлости ее плеча, по изгибу бровей.
Когда она непроизвольно приподняла бедра, он вошел в нее с такой осторожностью, с таким умением, что она лишь тихо застонала.
Он нашептывал ей на ухо, что ей следует делать, и она безропотно повиновалась. Ей оставалось лишь жалеть о том, что она так неопытна. Может быть, ей следует быть более сдержанной и осторожной? Но как это возможно? Ведь она еще никогда ничего подобного не испытывала. Даже не подозревала, что такое может быть. Когда он начал ритмично двигаться, она обхватила его ногами.
В детстве она впервые увидела радугу. Она появилась над Эдинбургом и была такой яркой, что у нее захватило дух. Сейчас Давина чувствовала то же самое — благоговение перед чем-то таким, чего она не понимала.
Так вот что имели в виду поэты, когда писали о слиянии сердец и душ. Она не знала этого человека, а он ее понимал. Когда она вздыхала, его губы оказывались рядом, чтобы поймать ее дыхание. Когда она гладила его щеку, он прикрывал ладонью ее руку, словно желая, чтобы она чувствовала, что они единое целое.
В следующий момент мир вокруг нее вдруг исчез, а ночь озарилась взрывом ослепительного света. Давина вздрогнула, вцепилась в плечи Маршалла и держалась за него, когда ее пронзило наслаждение…
— Ты ведь не девственница.
Ее сердце затрепетало в груди, словно маленькая птичка в клетке. Давина медленно вытянула руки под простыней и сжала кулаки.
Он приподнялся на локте, и стал разглядывать ее при свете лампы.
Как странно, что сейчас он еще более красив, чем был до этого. Его щеки раскраснелись, а карие глаза казались почти черными. Губы были изогнуты в улыбке. На мгновение ее взгляд остановился на его губах, но у нее недостало смелости поцеловать его, хотя ей очень этого хотелось.
Возможно, что именно его красота заставляла ее чувствовать себя робкой. А может, это было от того, что она вдруг осознала, что, несмотря на интимную близость, он так и остался незнакомцем? Ей стали знакомы прикосновения его рук, мягкость губ, жар его тела, но она по-прежнему не знает, что он за человек. Что делает его счастливым? А что — печальным? Добр он или груб со своими слугами? Высокомерен или скромен?
Кто он такой — граф Лорн?
— Тебе нечего сказать?
Она закрыла глаза, моля Бога направить ее. А вдруг Богу не понравится ее просьба? Может, он вообще устал слушать ее молитвы?
«В последний раз, Боженька, и больше я тебя не потревожу. По крайней мере, сегодня. Подскажи мне слова, которые я должна ему сказать. Просвети меня, но так, чтобы я была избавлена от дальнейших расспросов».
Господи, как же она устала от того, что ее постоянно выставляют к позорному столбу.
— Нет, я была не девственница.
Наступило молчание. Было слышно лишь ее тяжелое дыхание. Она приказала сердцу замедлить свое бешеное биение и изобразила на лице подобие улыбки.
— И у тебя нет никакого объяснения?
— Нет, — ответила она, заставив себя смотреть на него. — Вы знали, что я оказалась в центре скандала, что я опозорила свою семью. Вам не приходило в голову, что если бы я была девственницей, я бы к вам не приехала?
Он молчал, но не отводил взгляда.
— Зачем мне что-то объяснять? Для вашего одобрения? — После долгого молчания она спросила: — Разве необходимо, чтобы вы меня одобрили?
— Вы всегда сами выбираете свой путь?
Она хотела удержаться от улыбки, но это был такой неуместный вопрос, что она улыбнулась.
— Я лежу голая в постели с незнакомцем, за которого только что вышла замуж. Вряд ли я могла сама прийти к такому решению. Или выбрать, как вы выразились, свой путь.
— Вам это понравилось, — сказал он почти самодовольно.
— Да, — призналась она, отводя глаза. — А мне должно быть стыдно?
— А вы чувствуете стыд? — Он подвинулся на край кровати и встал.
Странное время для такого вопроса. Или он просто решил привлечь ее внимание к тому, что он голый и почти готов продолжить? А сам он стыдится…
— Стыд? У этого слова есть множество определений в зависимости от того, кому вы задаете вопрос. Но все сводится к поведению, не так ли?
— А что вы назвали бы бесстыдным поведением? — поинтересовался он.
Ни на секунду не задумываясь, она выпалила:
— Жестокость! Лицемерие!
— Не показывать своих щиколоток или не быть слишком нахальной? — Его улыбка была не вызывающей, а доброй. — Кто был с вами жесток, Давина?
Поскольку она молчала, он перестал улыбаться.
— Еще одно признание, которое я, по-видимому, не услышу. Не важно. Я не требую, чтобы вы делились со мной своими мыслями. Только собственным телом.
Схватив свою одежду, он направился к двери. Неужели он не собирается одеться, прежде чем уйти?
— Вы не боитесь шокировать слуг?
Он засмеялся и вышел. Через мгновение она услышала, как он закрыл за собой дверь.
Глава 7
Восходящее солнце окрашивало небо в праздничные розовые и оранжевые цвета. Его луч сначала коснулся окна, потом робко переместился на потолок, а через несколько минут осветил руку Давины, которая сидела перед туалетным столиком и наблюдала в зеркале за причесывавшей ее Норой.
Нора ничего не сказала по поводу того, как ее хозяйка выглядит сегодня утром, но было заметно, что время от времени она сдерживает улыбку.