Масако Бандо - Остров мертвых
Ясутака был двоюродным братом отца Фумия, и в семье его называли просто Така. В голове не укладывалось, что дядя Така мог написать такое. Фумия подскочил с кровати и бросился вниз.
— Отец? — Фумия заглянул в чайную комнату, но никого не обнаружил.
Из комнаты напротив послышался голос матери:
— Проснулся, сынок?
Раздвижная перегородка отъехала в сторону, и в проеме показалась мать в нарядном зелено-коричневом платье. Ее короткие седые волосы были выкрашены в бледно-лиловый цвет.
— Привет. А где отец?
— Уже ушел. Отправился родных навестить. Да и тебе неплохо бы сходить. Бон все-таки. Кимика тоже ушла. Вырядилась как на свидание, только ее и видели! Только ты все спишь. — Мать с упреком посмотрела на Фумия.
Не обращая внимания на ее недовольный тон, Фумия протянул книгу:
— Ты знала, что дядя Така книгу написал?
Мать без всякого интереса взглянула на потрепанную обложку:
— A-а, эту… И где ты только нашел ее?
— В библиотеке на работе взял.
— У нас где-то тоже была такая. Така принес. Говорит, написал еще до того, как пришел в семью Хиура, вот и издал под своей старой фамилией. Он ведь серьезно наукой занимался. Жаль, что с ним такое несчастье приключилось.
В коридоре зазвонил телефон. Мать пошла отвечать, а Фумия попытался взять себя в руки. Всякий раз, когда речь заходила о семье Хиура, его охватывала непонятная тревога.
— Это тебя, — позвала мать.
Он взял трубку.
— Привет, Фумия. Это я, Тадаси. Сегодня, кажется, выходной? — послышался хриплый голос Тадаси Катады.
Бывший одноклассник работал в супермаркете в Китано. С виду косноязычный и тихий, он был исключительно мягким и отзывчивым парнем. В детстве Тадаси неизменно отдувался за любое их озорство. Сегодня он звонил, чтобы напомнить Фумия о встрече выпускников:
— Сегодня в два. Ты будешь?
— Ну… я… — обреченно протянул Фумия. Идти совершенно не хотелось.
— Будем ждать, — добавил Тадаси, и у Фумия не повернулся язык отказать. Он нехотя пообещал прийти.
Попрощавшись и повесив трубку, Фумия отправился в ванную. Чистя перед зеркалом зубы, он думал о том, как бы избежать сегодняшней встречи выпускников.
Одноклассники… Родились в один год, ходили в одну школу, живут в одной деревне. Одинаково попереженились, лишь только стукнуло двадцать, одинаково понарожали по двое, а кто и по трое детей. Те из его одноклассников, кто остался в Якумуре, строем шли по одной, проторенной жизненной дороге. В деревне от этого никуда не деться.
Жить в деревне — значит идти в ногу с остальными, а Фумия с детства хотелось выпасть из общего течения деревенской жизни. Ему хотелось уехать отсюда за другим, новым опытом и зажить иной жизнью, не такой, как у его отца и друзей.
Поступив в столичный университет и начав самостоятельную жизнь, Фумия наконец вступил в желанный новый мир. Огромный Токио походил на незнакомца. Украдкой идя по его следам, Фумия оказывался в самых неожиданных местах: токийские дороги приводили его то в сомнительную пивную, то на экспериментальный спектакль в крошечный театр, то на университетский политический форум, то на отвязную вечеринку. После университета Фумия с жаром окунулся во взрослую жизнь и в работу, страстно втягиваясь в новый для него корпоративный способ сосуществования.
Однако вскоре Фумия стал чувствовать себя белкой, запертой в клетке и бегущей по бесконечному кругу вращающегося колеса. Не секрет, что новизна неизведанного исчезает, как только оно становится привычным. Блеск первого мгновения неизбежно тускнеет, уступая место рутине. Постепенно Фумия пришел к выводу, что стремление к новому, в сущности, ничем не отличается от монотонного повторения и обыденности. Финальным аккордом стал развод. Фумия понял, что безнадежно устал от новизны. Ему захотелось тихой, спокойной жизни, без событий и потрясений, и он вернулся в Якумуру. Однако у него никак не получалось адаптироваться к размеренной деревенской жизни, найти здесь собственное место. Фумия прекрасно понимал: на встрече выпускников его чужеродность будет жечь глаза одноклассникам и он снова с горечью ощутит, что лишний здесь.
Размышляя обо всем этом, Фумия вытирал лицо полотенцем. На душе было на редкость паршиво.
— Эй, Фумия! — раздался из коридора бодрый голос матери. Он вышел из ванной и увидел, что мать уже на пороге. — Я в лавку. Валяешься целый день дома, так хоть комнату прибери, а то совсем грязью зарос!
Его энергичная мать, помощница лавочника, была полной противоположностью тихому отцу, работнику сельхозкооперации. Почти всю неделю она проводила в небольшой сувенирной лавке в Китано, откуда была родом.
— Ну надо же, дождь пошел! — Громко сетуя, мать открыла дверь на улицу.
Провожая глазами ее полную спину, Фумия неожиданно вспомнил детство.
Сколько он ее помнил, мать всегда была повернута к нему спиной. Лицо ее было обращено к любимой лавке, общественной работе, к отцу. Нельзя сказать, что мать была неласкова с Фумия, и все же он постоянно чувствовал, что ее сердце не принадлежит ему безраздельно.
Фумия вернулся к себе на второй этаж и, подняв жалюзи, приоткрыл стеклянную дверь на веранду. Через стекло он видел, как по петляющей дороге удаляется автомобиль матери. Вдалеке несла свои воды Сакагава, вдоль склонов теснились поля. Тихо накрапывал дождь. Промозглый, унылый пейзаж был точно таким же, каким он помнил его с детства. Время в этой деревне неслышно неслось над головами ее жителей, словно ветерок над посевами риса. Под его дуновением люди здесь рождались, взрослели и умирали, словно рисовые колосья, увядающие с наступлением зимы. Пройдет немного времени, и из упавшего в землю рисового зернышка появится новый росток. Вот только Фумия был колосом иного, неизвестного в здешних местах сорта. Даже под дуновением ветра он не умел клониться в ту же сторону, что и другие.
Конечно, он не раз задумывался о том, чтобы уехать из деревни или хотя бы поискать работу поинтереснее в соседнем городке Коти, центре префектуры. Ведь он еще молод. Ему нужно окунуться в среду, которая даст ему заряд энергии. Может быть, там ему удастся найти свое место? Возможно, именно Коти — не мегаполис, но и не деревня — идеально подходит ему? Сколько можно гнить в глуши?! Нет, он просто должен уехать отсюда!
В то же мгновение он снова ощутил на себе взгляд.
Лицо его исказила невыразимая мука. Опять! Фумия прекрасно понимал, что не стоит даже оглядываться, все равно он никого не увидит. И все-таки не выдержал, обернулся.
Вещи в комнате застыли, словно на фотоснимке. Ни шороха, ни звука. За окном ни души. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулись рисовые поля, прошитые серебряными нитями дождя.
