Фредерик Форсайт - Ветеран
— Такое впечатление, что его сбил грузовик, — сказал Гамильтон. — Ужасные повреждения. — И он указал на шрамы в тех местах, где кость проколола мышечную ткань, и другие, более аккуратные, оставшиеся после старой операции.
Все остальные повреждения, а их было множество, нанесли пострадавшему в прошлый вторник: вывих левой руки при падении на тротуар, выбитые передние зубы, три сломанных ребра, сломанная скула. Бернс проверил правую руку. Карл Бейтмен был прав. Ни следа каких-либо повреждений. Странно.
— Причина смерти? — спросил он наконец.
— Узнаете о ней из моего официального отчета, мистер Бернс. — Ну, разумеется, доктор Гамильтон должен был стать главным свидетелем обвинения. — Но, строго между нами, обширное повреждение ствола головного мозга. Нейрохирург сделал все, что мог, но этого не заметил. Сканирование не показывает такого рода повреждений. Ну и общее состояние тоже сыграло роль. Множественные травмы, каждая из которых в отдельности не представляла угрозы для жизни, но все вместе они привели к столь печальному исходу. А теперь надо придать покойнику пристойный вид, чтобы передать его родственникам. У него есть родственники?
— Не знаю, — ответил Бернс. — Я даже имени его до сих пор не знаю.
Затем он занялся формальностями, готовясь к завтрашнему дню. Связался с секретарем суда магистрата, затем звонил в Пентонвилль и Лу Слейду. Адвокат сдержанно выразил свои сожаления. Его полномочия на этом заканчивались, и все утро он провел, пытаясь найти барристера, которому можно было бы передать дело. Но тут, как и в случае с Бернсом, сыграл роль августовский синдром — половина людей была в отпуске. Однако ему все же удалось выйти на молодого защитника из бывшего Суда королевской скамьи[9], и тот согласился взять дело. Уговаривая его, Лу Слейд особо напирал на тот факт, что теперь здесь фигурирует убийство, а стало быть, процесс вызовет куда больший интерес. В крайнем случае…
— В крайнем случае я добьюсь права защищать их, — сказал он.
— Смотрите, не перестарайтесь, мистер Слейд, — буркнул Бернс и повесил трубку.
В середине дня пришли плохие новости. Подгоняемые суперинтендантом Парфиттом эксперты-криминалисты выдали результат. На одежде Прайса и Корниша не было обнаружено ни крови, ни волокон ткани с чужой одежды, что указывало бы на физический контакт с убитым. Кровь на футболке принадлежала ее владельцу, Прайсу.
Бернс отнесся к этой новости философски. Если бы мужчины схватились врукопашную, тогда микроскопические волокна ткани могли попасть с одного предмета туалета на другой. Прайс с Корнишем были, разумеется, слишком тупы, чтобы предвидеть это, а также быть в курсе всех последних разработок в области криминалистики. Бернс и сам порой изумлялся, как далеко шагнула наука вперед за последние двадцать лет. Когда он только начинал в полиции, о таких тонкостях и слыхом не слыхивали.
Но хромающего мужчину сбили с ног пинком сзади. А уж когда он оказался на тротуаре, негодяи обрабатывали свою жертву только носками тяжелых ботинок. И через двадцать четыре часа, когда Прайса с Корнишем арестовали и сняли с них эти самые ботинки, те за долгий день успели покрыться толстым слоем пыли и грязи, и никаких улик, которые можно было бы предъявить в суде, экспертиза не выявила.
Однако звонок из отдела по работе с отпечатками пальцев с лихвой возместил Бернсу все эти неприятные новости. На бумажнике была обнаружена собачья слюна и три набора отпечатков пальцев. Один соответствовал отпечаткам пострадавшего, владельца этого самого бумажника. Другие принадлежали мистеру Уиттейкеру, который, как подобает добропорядочному гражданину, согласился, чтоб с него сняли отпечатки в интересах следствия. И наконец, третьи принадлежали не кому иному, как Гарри Корнишу. Услышал эту новость, Бернс так возбудился, что вскочил, продолжая прижимать телефонную трубку к уху.
— Вы уверены? Никакой ошибки?
— Джек, для подтверждения полного соответствия необходимо набрать шестнадцать характеристик сходства. А у меня их ровно двадцать одна. Так что вероятность совпадения на сто процентов с хвостиком.
Что ж, этот криминалист также станет на суде свидетелем обвинения. Бернс поблагодарил его и положил трубку.
— Ну вот я и достал тебя, ублюдок! — воскликнул он, обращаясь к растению в горшке.
Правда, оставалась еще одна проблема, и это его беспокоило. Кем был погибший? Что привело его в Эдмонтон? Неужели он оказался там только для того, чтоб купить букетик дешевых цветов и положить их на могилу давно умершей женщины? Есть ли у него семья, где она? Возможно, отдыхает где-нибудь на побережье, как его Дженни? Была ли у него работа, коллеги? Почему никто не объявил его в розыск? Как мог он нанести столь сильный удар, расквасить нос Прайсу и при этом не повредить костяшек правой руки? Почему вообще он оказал бандитам сопротивление? Ради какого-то несчастного бумажника с несколькими мелкими купюрами?… Но тут Люк Скиннер подкинул идею:
— Констебль, который первым прибыл на место происшествия. Он наклонился над пострадавшим и видел его лицо до того, как оно начало распухать. И врачи «Скорой», которые занимались им, еще когда он лежал на тротуаре, а потом в машине. Что, если пригласить их и вызвать нашего художника?…
Через лондонскую службу «Скорой» Бернс нашел врача, и тот, услышав, что пациент его умер, согласился помочь. Завтра он выходил в утреннюю смену, но где-то после двух должен был освободиться.
Констебль, первым прибывший на место происшествия, работал в участке на Доувер, и Бернсу не составило труда узнать его имя по регистрационному журналу вызовов. Затем он созвонился со Скотленд-Ярдом, и опытный художник-портретист согласился подъехать завтра к двум.
В конце дня у Бернса состоялось длительное совещание с Аланом Парфиттом. Суперинтендант внимательно выслушал и рассмотрел все доказательства, собранные Бернсом, и в конце концов дал согласие.
— Здесь можно получить результат, сэр. У нас есть свидетельские показания мистера Пателя. Акты о двух опознаниях, проведенных тем же Пателем, удар по носу, последствия которого три часа спустя пришлось залечивать доктору Мелроузу, а также бумажник. Можем обеспечить им пожизненное.
— Да, думаю, что можем, — сказал Парфитт. — Я тебя поддержу. Завтра встречаюсь с одним большим начальником из Криминальной полиции. Думаю, что смогу убедить его пойти с нами до конца.
Новые материалы, акты, справки и показания. Папка с делом разбухала и была уже около двух дюймов в толщину. А еще должны были прибавиться подробные результаты вскрытия, официальное заключение о смерти, материалы с отпечатками пальцев из лаборатории. Но оба они пришли к выводу, что делу наконец можно дать «полный ход», и Парфитт был уверен, что убедит в этом вышестоящее начальство.
