Йон Линдквист - Впусти меня
Вряд ли.
*— Сегодня...
— Что это с тобой?
— Помылась.
— Что-то я раньше этого за тобой не замечал.
— Хокан, сегодня вечером ты должен...
— Я сказал — нет.
— Ну пожалуйста?..
— Дело не в этом... Все что угодно, только скажи. Я все сделаю. Да возьми ты мою, господи! На, держи нож. Нет? Ну ладно, тогда я сам...
— Прекрати!
— Почему? Уж лучше так. С чего это ты вдруг помылась? От тебя же пахнет... мылом.
— Ну что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Я не могу!
— Ладно, значит — не можешь.
— Что ты будешь делать?
— Пойду сама.
— И для этого обязательно нужно мыться?
— Хокан.
— Я все что угодно для тебя готов сделать. Что угодно, только не это, я...
— Да знаю, знаю. Все нормально.
— Прости меня.
— Хорошо.
— Будь осторожна. Я... Короче, будь осторожна.
*Куала-Лумпур, Пномпень, Меконг, Рангун, Чунцин...
Оскар посмотрел на контурную карту — домашнее задание на выходные. Географические названия ни о чем ему не говорили, казались просто случайными сочетаниями слогов. Он даже испытывал некоторое удовлетворение, сверяясь с атласом и убеждаясь, что на местах, отмеченных точками на карте, и правда существуют города и реки.
Ему предстояло выучить все наизусть, чтобы мама могла его проверить. Надо было перечислить точки на карте, произнося незнакомые слова — Чунцин, Пномпень. И мама, разумеется, впечатлится. Да и в самих этих странных названиях далеких городов таилось что-то притягательное, но...
Зачем?
В четвертом классе они проходили географию Швеции. Он тогда тоже выучил все наизусть. У него это хорошо получалось. А теперь?
Он попытался вызвать в памяти название хоть одной шведской реки.
Эскан, Вескан, Пискан...
Что-то в этом роде. А может, Этран. Точно. Только вот где она находится? Кто ее знает. И то же самое произойдет с Чунцином и Рангуном через пару лет.
Все это бесполезно.
Этих мест, наверное, и в природе-то не существует. А если и существуют, то все равно ему никогда не доведется там побывать. Чунцин? Что он там забыл? Это всего-навсего большой белый кружок с маленькой точкой посередине.
Он посмотрел на прямые линейки, на которых громоздились его корявые буквы. Это всего лишь школа. И не более того. Всего лишь школа. Тебе велят делать кучу разных вещей, ты их делаешь. Все это придумано, чтобы учителям было что задавать на дом. Все эти задания ничего не значат. Он с тем же успехом мог бы написать на разлинованной странице «Чиппифлакс», «Буббелибэнг» или «Спит». Толку было бы столько же.
Единственное отличие заключалось в том, что учительница назвала бы его ответ неправильным и сказала, что эти места называются по-другому. Она указала бы на карту со словами: «Смотри, этот город называется Чунцин, а не Чиппифлакс». Тоже мне доказательство. Кто-то же когда-то выдумал эти названия, которые теперь значатся в атласе. И кто сказал, что эти места действительно так называются? Может, Земля и в самом деле плоская, просто кто-то решил держать это в тайне?
Корабли, обрушивающиеся с края земли. Драконы.
Оскар встал из-за стола. Задание было выполнено, листок заполнен буковками, которые оставалось сдать учительнице на проверку. И все.
Часы показывали начало восьмого. Может, девочка уже вышла? Он прижался к стеклу, сложив ладони ковшиком перед глазами, и всмотрелся в темноту. Вроде бы на площадке кто-то есть.
Он вышел в коридор. Мама сидела в гостиной и вязала то ли на спицах, то ли крючком.
— Я выйду ненадолго.
— Что, опять? Мы же договорились, что я проверю твои уроки.
— Да. Только попозже.
— Там Азия?
— Что?
— Твое домашнее задание. Вы же сейчас Азию проходите?
— Вроде да. Чунцин.
— Это где? В Китае?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Но...
— Я скоро приду.
— Ладно. Осторожнее там. Шапку взял?
— Да.
Оскар засунул шапку в карман куртки и вышел. На полпути к детской площадке глаза его привыкли к темноте, и он разглядел девочку на вершине горки. Он подошел и встал у ее подножия, не вынимая рук из карманов.
Что-то в ней изменилось. Она по-прежнему была одета в розовый свитер — у нее что, другого нет? — но волосы были уже не такими свалявшимися. Гладкие черные пряди струились вдоль лица, повторяя малейшие движения головы.
— Здорово!
— Привет.
— Привет.
Больше никогда в жизни он не будет говорить «здорово!» — настолько дико это прозвучало. Девочка встала.
— Лезь сюда.
— Ага.
Оскар поднялся наверх по лестнице, встал рядом, осторожно потянул носом воздух. От нее больше не воняло.
— Теперь лучше пахнет?
Лицо Оскара залилось краской. Девочка улыбнулась и протянула ему что-то. Его кубик Рубика.
— Спасибо.
Оскар взял кубик, посмотрел на него и не поверил своим глазам. Пригляделся, насколько это было возможно в темноте, покрутил в руках, разглядывая со всех сторон. Кубик был собран. Каждая сторона была своего цвета.
— Ты что, разобрала его?
— Как это?
— Ну, разломала, а потом собрала как надо.
— А что, так можно?
Оскар покрутил кубик, проверяя, не разболталась ли какая-нибудь грань после того, как его разобрали и снова собрали. Он и сам так однажды сделал, поражаясь, как быстро лопается терпение оттого, что не можешь собрать этот чертов кубик. Правда, после этого кубик был как новый. Но не могла же она его просто взять и собрать?
— Ты точно его разобрала!
— Нет.
— Ты же его раньше даже не видела?
— Нет. Было здорово. Спасибо.
Оскар поднес кубик к глазам, будто надеясь, что тот расскажет ему, как это произошло. В глубине души он был уверен, что девочка не врет.
— И сколько же у тебя это заняло времени?
— Несколько часов. Сейчас собрала бы быстрее.
— С ума сойти.
— Это не так уж сложно.
Она повернулась к нему. Зрачки такие огромные, что радужки почти не видно. Свет фонарей отражался в темной глубине, будто в ней таился целый город.
Горло водолазки, натянутое до самого подбородка, лишь подчеркивало ее мягкие точеные черты, и она походила на... персонажа комиксов. Кожа, черты лица были словно деревянный нож для масла, отшлифованный нежнейшей шкуркой до тех пор, пока дерево не станет гладким, как шелк.
Оскар прокашлялся:
— Сколько тебе лет?
— Как ты думаешь?
— Четырнадцать-пятнадцать.
— Я выгляжу на пятнадцать?
— Да. Вернее, нет, но...
— Мне двенадцать.
— Двенадцать!
Ура! Похоже, она все же была младше Оскара, которому через месяц исполнялось тринадцать.
— А когда у тебя день рождения?
— Не знаю.
— Как это — не знаешь? Ты что, день рождения не празднуешь?
— Нет, не праздную.
— Но твои родители должны же знать!
— Нет. Моя мама умерла.
— Ого. Ничего себе. Отчего?
— Не знаю.
— А твой папа — тоже не знает?
— Нет.
— И тебе что, никогда подарков не дарили?
Она сделала шаг к нему. Пар из ее рта коснулся его лица, а свет города, отражавшийся в ее глазах погас, когда она оказалась в тени. Зрачки — две бездонные дыры.
Ей грустно. Очень, очень грустно.
— Нет. Мне не дарили подарков. Никогда.
Оскар неловко кивнул. Мир вокруг перестал существовать. Остались только две черные дыры на расстоянии вздоха. Пар из их ртов, переплетаясь, поднимался вверх и растворялся в воздухе.
— Хочешь сделать мне подарок?
— Да.
Это был даже не шепот, а скорее выдох, сорвавшийся с его губ. Лицо девочки было совсем близко. Ее гладкая, словно отшлифованное дерево, щека притягивала его взгляд.
Потому-то он не видел, как изменились ее глаза, как зрачки сузились, приобретая новое выражение. Как вздернулась верхняя губа, обнажая грязно-белые резцы. Он видел лишь ее щеку, и, когда ее зубы почти коснулись его шеи, он поднял руку и погладил ее по щеке.
Девочка на мгновение замерла и вдруг отпрянула. Глаза ее стали такими же, как прежде, и в них снова вспыхнули огни.
— Что ты сделал?
— Прости... я...
— Что. Ты. Сделал.
— Я...
Оскар взглянул на свою руку, державшую кубик Рубика, чуть разжал ее. Он так сильно сжимал игрушку, что на ладони отпечатался контур. Он протянул кубик девочке:
— Хочешь? Дарю.
Она медленно покачала головой:
— Нет. Он же твой.
— Как... как тебя зовут?
— Эли.
— А меня Оскар. Как ты сказала? Эли?
— Да.
Девочка внезапно заволновалась. Взгляд ее заметался из стороны в сторону, будто она безуспешно пыталась что-то вспомнить.
— Я... мне пора.
Оскар кивнул. Пару секунд девочка смотрела ему прямо в глаза, затем повернулась, собираясь уходить. На мгновение замерла на краю горки, затем села, скатилась вниз и пошла к своему подъезду. Оскар продолжал сжимать в руке кубик Рубика.
