Стивен Кинг - Безнадега
Ты их бросил, напомнил ему голос Терри, и звучало в нем не презрение, а отчаяние. Ты оставил их умирать. Хуже того, ты продолжаешь отрицать Бога, даже обратившись к Нему… и получив Его ответ. Что же ты за человек?
— Человек, который знает разницу между Богом и удачным броском, — ответил он женщине с золотистыми волосами и дыркой от пули в белом халате. — Человек, который также знает, что надо брать, пока дают.
Он ждал ответа Терри, но не дождался. Джонни еще раз обдумал случившееся и пришел к выводу, что ничего особенного не произошло, просто его рука не забыла, чему ее научили, когда он бросал мяч, и использовала эти навыки, бросая обыкновенный молоток. Так что никаких спецэффектов. Никаких чудес. Ужас, пустота, отчаяние, которые он испытывал, — это только эмоции. Все пройдет. Сейчас его задача — отсоединить вездеход от прицепа с рудой, вышибив этим самым молотком шплинт. А потом сесть в вездеход и покинуть это жуткое…
— Да вы у нас снайпер, — донеслось с порога.
Джонни обернулся. Там стоял мальчик. Дэвид. Он смотрел на волка. Потом перевел взгляд на Джонни. Лицо суровое, без тени улыбки.
— Повезло, — ответил Джонни.
— Вы думаете, дело в этом?
— Твой отец знает о том, что ты ушел, Дэвид?
— Знает.
— Если ты заявился сюда, чтобы убедить меня остаться, толку не будет. — Джонни наклонился над соединительной муфтой и попытался выбить шплинт, но промахнулся и только ударился костяшками пальцев о металл. Он вскрикнул от боли и сунул поцарапанные костяшки в рот. Однако этим самым молотком он попал волку между глаз, он…
Продолжение мысли Джонни отсек. Вытащил руку изо рта, крепче сжал рукоятку и вновь склонился над муфтой. На этот раз он не промахнулся. Шплинт выскочил из паза, запрыгал по полу и остановился под болтающимися ногами женщины, которая выглядела как Терри.
Я не собираюсь убеждать себя, что и здесь мне помогли, решил Джонни.
— Дэвид, если ты пришел поговорить о теологии, это тоже напрасный труд. А вот если хочешь прокатиться со мной в Остин…
Он замолчал. Мальчик держал что-то в руке и протягивал ему. Между ними, на полу лаборатории, лежал мертвый волк.
— Что это? — спросил Джонни, зная ответ. Зрение еще не подвело его. Внезапно во рту у него пересохло. Почему ты преследуешь меня? Этот мысленный вопрос, похоже, был обращен не к мальчику. Почему бы не забыть обо мне? Не оставить меня в покое?
— Ваш бумажник. — Дэвид пристально смотрел на Джонни. — Он выпал из вашего кармана в грузовике. Я принес его вам. Там все ваши документы на тот случай, если вы забудете, кто вы.
— Очень забавно.
— Я не шучу.
— Так чего ты хочешь? — прохрипел Джонни. — Вознаграждения? Хорошо. Запиши свой адрес, я пришлю тебе двадцать баксов или книжку с автографом. Или фотографию Элберта Белля с его росписью. Ты вроде бы собираешь фотографии знаменитых бейсболистов. Я могу это сделать. Все, что скажешь. Все, что пожелает твоя разыгравшаяся фантазия.
Дэвид бросил быстрый взгляд на волка.
— Очень уж точный бросок для человека, который с четырех дюймов не может попасть по шплинту соединительной муфты.
— Заткнись, умник. Неси сюда бумажник, раз уж пришел. Или брось его мне, если не хочешь подходить. А то можешь оставить его себе.
— В нем есть фотография. Вы и еще два парня стоите перед каким-то заведением. Называется оно «Вьетконговский наблюдательный пост». Я думаю, это бар.
— Да, бар, — согласился Джонни и шевельнул пальцами, все еще сжимавшими рукоятку молотка, не обращая внимания на боль в поцарапанных костяшках. — Высокий парень на фотографии — Дэвид Холберстам. Очень известный писатель. Историк. Бейсбольный болельщик.
— Меня больше заинтересовал мужчина, стоящий посередине, обычного роста, — ответил Дэвид, и тут же глубинная, самая глубинная часть души Джонни поняла, к чему клонит мальчик, что он сейчас скажет, и протестующе застонала. — Мужчина в серой футболке и бейсбольной кепке с эмблемой «Янки». Этот мужчина показывал мне Китайскую шахту с моего «вьетконговского наблюдательного поста». А ведь на фотографии посередине стоите вы.
— Бред какой-то, — фыркнул Джонни. — Безумный бред, который ты несешь с того самого…
Держа бумажник в руке, Дэвид пропел:
— «Мне плохо… мне совсем плохо… спросите нашего семейного доктора, что со мной…»
Джонни словно получил пулю в грудь. Молоток выпал из его разом ослабевшей руки.
— Прекрати, — прошептал он.
— «Ты можешь сказать мне… что мучит меня…. И отвечал он: да-да-да…»
— Прекрати! — заорал Джонни, и тут же радио ответило взрывом статических помех. Он почувствовал, как внутри что-то зашевелилось. Что-то чудовищное. Заскользило. Словно лавина с гор. Почему пришел этот мальчик? Разумеется, потому что его послали. Это не вина Дэвида. И вопрос в том, почему ужасный хозяин Дэвида не оставит их обоих в покое?
— «Рэскелз», — пояснил Дэвид. — Только тогда они еще назывались «Янг рэскелз». Солист — Феликс Кавальер. Отличный певец. Он пел эту песню, когда вы умерли, Джонни, не так ли?
Феликс Кавальер все пел: «Мне плохо… мне совсем плохо», — а перед мысленным взором Джонни проносились различные образы: солдаты вьетнамской армии ростом не больше американских шестиклассников, раздвигающие ягодицы мертвых в поисках спрятанных сокровищ, — отвратительные стервятники отвратительной войны, кан тахи в кан таках, возвращение к Терри с триппером в паху и обезьянкой на плече; отвешенная ей оплеуха, после того как она пустила какую-то шпильку насчет войны (его войны, сказала она, словно именно он выдумал эту гребаную бойню), такая сильная оплеуха, что кровь потекла у нее и из носа, и из губы (семейная жизнь затянулась еще на год с небольшим, но окончилась она именно тогда, в терминале «Юнайтед эйрлайнз» аэропорта Ла-Гуардиа); Энтрегьян, пинающий его, когда он корчился от боли на асфальте шоссе 50, пинающий не литературного льва, или лауреата Национальной книжной премии, или единственного писателя-мужчину Америки, чьи произведения что-то да значат, а толстобрюхого старикана в сверхдорогой мотоциклетной куртке, такого же смертного, как и все остальные; Энтрегьян, заявляющий, что предполагаемое название еще не написанной книги Джонни бесит его, вызывает у него ярость.
— Я туда не вернусь, — упрямо покачал головой Джонни. — Ни ради тебя, ни ради Стива или твоего отца, ни ради Мэри или всего мира. Не вернусь. — Он поднял молоток и ударил им по прицепу, как бы подтверждая свои слова. — Ты слышишь меня, Дэвид? Ты напрасно теряешь время. Я не вернусь! Не вернусь! Не вернусь! Не вернусь!
