Дино Динаев - Собака Кантерсельфа
– Ты же не хочешь, чтобы мы сказали, что ты там вынюхивал? – пригрозил Какафон.
– А я тоже скажу, что вы драпать собирались и меня звали!
Дружки опасливо оглянулись, на них уже обращали внимание. Охоты и дальше обострять ситуацию у них поубавилось, и они, что-то буркнув, уселись неподалеку.
– Зря ты так с ними, они нормальные ребята, – сказал Макс.
– Особенно когда они тебя по писе с оттяжкой били.
– Они с тех пор изменились, – возразил Макс покраснев.
– Откуда ты знаешь? Ты что, с ними разговаривал? – опешил Сафа.
– Они сами подошли. Спросили как дела, – пролепетал Макс.
– Постой, ты хочешь сказать, что ты все им выложил?
Испугавшись выражения его лица, Макс отшатнулся.
– Ничего я им не сказал.
– Врешь! Иначе эти скоты не вели бы себя так уверенно!
С кем приходится работать, посетовал Сафа. У него появилось твердое намерение послать хромого подальше, и он даже встал, но от решительных действий его отвлек вновь донесшийся снаружи вой. Звук завораживал, как и все остальное на этом странном корабле. Он здорово подходил к общей нездоровой обстановке.
Вахтовики зашевелились, пробуждаясь от кошмарных снов, чтобы окунуться в кошмар наяву, послышались кряхтенье и ругань. Дегенерат – сторож с ухмылкой жадно смотрел на них, расплющив необъятное лицо о прозрачный люк, потом в открытую заржал, несколько раз произнеся с благоговением:
– Визг! Визг!
Больше от него ничего не добились. Через полчаса двое матросов, грязнее обычного, внесли чан с кашей, которую стали накладывать в железные чашки и заставляли передавать в задние ряды. Разливал матрос, отличавшийся слюноотделением больше обычного, и несколько слюней которого попали в чан, но это не остановило давешнего толстяка. Он героически пробился к камбузу и, заполучив пайку, не стал ее передавать, у него не хватило на это силы воли, и стал ее пожирать, не сходя с места. Кок дал ему несколько пинков, впрочем, без особого результата, толстый их даже не заметил, не прерывая и даже не замедлив процесс приема пищи.
Мгновенно расправившись с кашей, он протянул чашку для добавки и был немедленно окачен с головой из поварешки. Повеселившись, кок отогнал поникшего толстяка.
– Как бы отсюда без опеки выбраться? – размышлял Сафа, грея в руке сероватую кашу.
Вариантов не просматривалось. В туалет выпускали по одному, да и то под охраной.
К тому же там он уже побывал. Можно соврать про несварение, но эти гады могут проверить "доказательства".
– Слабительного бы, – размечтался Сафа.
На помощь неожиданно пришел анналист.
– А вот оно! – бесхитростно указал Макс на имевшийся в наличие водоросль. – Сильное натуральное средство. Древние сумитские моряки только им и лечились.
Сафа выхватил у него ценный продукт, украдкой размельчил и сунул в свою пайку.
– Ты что с ума сошел? Умереть можешь, – предупредил в ужасе Макс.
– Точно, совсем не обязательно есть отраву самому, – согласился Сафа, находя глазами голодного толстяка.
– Ты не сделаешь этого, это не гуманно.
– Еще как сделаю, – усмехнулся Сафа. – Ничему ему не будет. Надо вести правильный образ жизни.
Он сунул чашку соседу и попросил передать. Макс хотел что-то вякнуть, и он слегка ткнул его локтем. Видно что-то переборщил, потому что хромой посинел, и некоторое время не мог нормально дышать.
Опять он обидел убогого. В первый раз это случилось в коридоре больницы, когда он толкнул его, и тот упал голой задницей на пол. Что- то часто ему от меня достается, подумал Сафа.
Чашка тем временем дошла до жирного, который схавал ее с оперативным интересом.
Не прошло и минуты, как, облизав пустую тарелку, толстяк откинул ненужный инструмент в сторону, угодив в кого-то. Тот, было, возмутился, но связываться с хряком не решился.
– Началось, – в ужасе прошептал Макс.
Хряк икнул на весь дансинг и замер, выпучив глаза, но лишь на мгновение. С небывалой для его комплекции скоростью он оказался на ногах, и, прижимая ладошку, крохотную по сравнению с необъятным задом, с грациозностью слона засеменил к выходу.
Так как поднимать ноги чересчур высоко в его положении было чревато легко предсказуемыми последствиями, то он непринужденно наступал на конечности оказавшихся на его пути несчастных. Очень быстро поднялся ор. Обозленный мужик вскочил и влепил пендаля, который жиртрест проигнорировал.
На ходу рубашка бедняги стала темной от пота. Волосы липли к голове, толстяка мутило, качало. Он, уже не соображая, что делает, расстегнул штаны, под которыми обнаружились необъятных размеров труселя.
На него уже открыто орали, впрочем, он уже ничего не слышал. За два шага до выхода окончательно обессилев, он рухнул на пол, который ощутимо качнуло.
– В туалет! – выл он, не имея сил подняться.
Крайний вахтовик забарабанил в дверь, требуя, чтобы жирного выпустили, иначе здесь начнется фирменный бунт. Все уже были на ногах, орали каждый свое. Сафа под шумок пробрался к самому выходу. Матрос пригрозил, что позовет Зарембу.
– Жирный сейчас тут все изгадит, тебя самого Заремба за борт выбросит за это! – выкрикнул Сафа из-за спин.
Его подержали десятки голосов, обладатели которых не хотели ютиться в одной комнате с кучей дерьма.
– Не вертеться! Иди на корму! – заладил матрос, отперев люк.
– Он не может вертеться! – ответили ему. – И идти не может! Надо его вытащить!
– Не вертеться! – вторил матрос, но не так уверенно.
Вперед неожиданно выступила широкоплечая фигура Никитоса.
– Его нести надо! Вчетвером!
Он выставил перед лицом матроса ладонь с четырьмя оттопыренными пальцами. Матрос осторожно, будто змею щупал, прижал два пальца обратно. Но Никитос остался неумолим.
– Вчетвером надо! Вдвоем не поднимем!
Толстяк неожиданно выгнулся дугой и натужился.
– Давайте быстрее, он сейчас тут такое родит! – в панике закричал крайний вахтовик.
Сафа кинулся к телу, к которому надо откровенно признать, никто особо не спешил, но был внезапно и грубо отстранен Никитосом.
– Ты не пойдешь! – холодно заявил он.
– Это почему? – возмутился Сафа, чуть было с досады не признавшись, что это он его отравил.
Никитос остался непоколебим как скала, о, как он его ненавидел в этот момент.
– Он пойдет! – Никитос указал пальцем ему за спину.
Сафа оглянулся. За ним стоял и переминался с ноги на ногу Макс.
– Какой из него носильщик? Он сам хромоножка!
Но Сафу уже оттеснили. Ярость от понимания, что его план полетел к черту из-за тупизны солдафона, застила Сафе глаза. Он еще не знал, что будет делать: вцепится Никитосу в горло, разобьет головой стекло, прогрызет пол словно мышь.
