Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62
Юдит испустила крик отвращения, и зрачки вновь сверкнули в запавших глазницах Джокалайлау, а кишащий червями рот разверзся в грубом хохоте.
— Не такая уж она необычайная, сестра, — сказала Джокалайлау. — Ты только погляди: она вся трясется от страха.
— Оставь ее в покое, — сказала Ума Умагаммаги, — Почему ты вечно устраиваешь людям эти испытания?
— Мы выстояли, потому что столкнулись с куда более страшным, и сумели остаться в живых, — ответила Джокалайлау. — А эта бы подохла в снегах.
— Сомневаюсь, — сказала Ума Умагаммаги. — Милая Юдит…
Все еще охваченная дрожью, Юдит не сразу нашлась что ответить.
— Я не боюсь ни смерти, ни дешевых трюков, — сказала она наконец.
И вновь заговорила Ума Умагаммаги.
— Юдит, — сказала Она, — посмотри на меня.
— Я просто хочу, чтобы Она поняла…
— Милая Юдит…
— …меня не запугаешь.
— …посмотри на Меня.
Юдит наконец послушалась, и на этот раз ей не пришлось напрягать взгляд. Облик Богини был прост и ясен, и Юдит была потрясена тем, что ей открылось. Ума Умагаммаги была древней старухой: тело Ее было таким иссохшим, что казалось почти бесполым, лысый череп был слегка удлиненным, а крошечные глаза запали в складках кожи и были похожи на бусинки. Но, как это ни парадоксально, красота Ее иероглифа одушевляла эту плоть своими волнами, мерцаниями и непрерывным и неутомимым движением.
— Теперь ты видишь? — спросила Ума Умагаммаги.
— Да, я вижу.
— Мы не забыли о плоти, которой когда-то обладали, — сказала Она Юдит. — Нам известна слабость и уязвимость твоего состояния. Мы знаем, что значит быть раненой — в сердце, в голову, в утробу.
— Понимаю, — сказала Юдит.
— И Мы не доверили бы тебе знание о Нашей уязвимости, если бы не знали, что однажды ты окажешься среди Нас.
— Среди Вас?
— Некоторые божества рождаются из совокупности людских воль, некоторые выплавляются в жаре звезд, некоторые — не более чем абстракции. Но некоторые — и, осмелюсь предположить, самые прекрасные и самые любящие — представляют собой души живших некогда людей. Мы — именно такие божества, сестра, и воспоминания о жизнях, которые Мы прожили, и смертях, которыми Мы умерли, до сих пор у нас перед глазами. Мы понимаем тебя, милая Юдит, и ни в чем не упрекаем.
— Даже Джокалайлау? — спросила Юдит.
Богиня Снежных Вершин явила себя наконец-то целиком. Однако Юдит заметила, как сквозь кожу Ее проступает бледная белизна, да и глаза Ее, столь ярко сиявшие, теперь потемнели. Устремлены они были на Юдит, и она ощутила их взгляд, как удар ножа.
— Я хочу, чтобы ты увидела, — сказала Она, — что Отец отца твоего ребенка сделал с Моими служительницами.
Теперь Юдит поняла, что это за белизна. Это был буран, безжалостно терзавший тело Богини, язвя ее колючими снежинками. Он намел громадные сугробы, но по приказанию Джокалайлау они расступились, обнажив место преступления. Замерзшие трупы женщин с выколотыми глазами и вырезанными грудями лежали на снегу. Рядом с некоторыми скорчились и тела поменьше — изнасилованные дети, расчлененные младенцы.
— Это лишь малая часть малой части того, что Он совершил, — сказала Джокалайлау.
Каким ужасным ни было зрелище, но Юдит не отвела глаза и продолжала смотреть на этот кошмар, пока Джокалайлау вновь не укрыла его снежной пеленой.
— И чего ты требуешь от меня? — спросила Юдит. — Чтобы я добавила еще одно тело к этой груде? Еще одного ребенка? — Она положила руку себе на живот. — Этого ребенка?
До этого момента она не представляла себе, насколько дорог ей растущий в ней плод.
— Это ребенок мясника, — сказала Джокалайлау.
— Нет, — спокойно ответила Юдит. — Это мой ребенок.
— И ты берешь на себя ответственность за то, что он совершит?
— Разумеется, — сказала она, и это обещание пробудило в ней необъяснимое радостное волнение. — Добро может возникнуть из зла, Богиня, цельное — из разбитого вдребезги.
Интересно, знают ли Они, откуда пришли к ней эти слова? Понимают ли, что она обратила себе на службу философию Примирителя? Однако даже если Они и знали, то ни словом не упрекнули ее за это.
— Тогда Наши души последуют за тобой, сестра, — сказала Тишалулле.
— Вы отсылаете меня? — спросила Юдит.
— Ты пришла сюда за ответом, и мы дадим его тебе.
— Мы понимаем всю неотложность этого дела и продержали тебя так долго не без причины. Пока ты ждала, я путешествовала по Доминионам, ища ключ к разгадке. В каждом Доминионе Маэстро ждут начала Примирения…
— Значит, Миляга еще не начал?
— Нет. Он ждет твоего слова.
— И что мне ему сказать?
— Я заглянула в их сердца в поисках заговора…
— И Вы нашли?..
— Нет. Конечно, их нельзя назвать чистыми, да и кого можно? Но все они по-настоящему хотят исцелить Имаджику и верят в то, что ритуал будет успешным.
— И Вы тоже в это верите?
— Да, Мы верим, — сказала Тишалулле. — Конечно, они не понимают, что завершают круг. Если бы им было это известно, то, возможно, они бы и передумали.
— Почему?
— Потому что круг принадлежит нашему полу, а не их, — вставила Джокалайлау.
— Неправда, — сказала Ума Умагаммаги, — Он принадлежит любому уму, который окажется в состоянии его постичь.
— Для мужчин это так же невозможно, как забеременеть, — парировала Джокалайлау.
Ума Умагаммаги улыбнулась:
— Даже это можно изменить, если Нам удастся избавить их от страхов.
У Юдит вертелась на языке тысяча вопросов, и Богиня знала об этом. Не отрывая глаз от Юдит, Она сказала:
— И для этой работы у Нас найдется время, когда ты вернешься. А пока, Я знаю, тебе надо спешить.
— Скажи Миляге, что он может стать Примирителем, — проговорила Тишалулле, — но не открывай ему ничего из того, что узнала от Нас.
— А это обязательно делать именно мне? — спросила Юдит у Ума Умагаммаги. — Раз Вы уже побывали там, то ведь Вы могли бы отправиться туда снова и передать Миляге свое послание. Я так хочу остаться здесь!
— Мы понимаем. Но поверь Мне, он не захочет Нас слушать. Известие должно исходить лично от тебя.
— Ясно, — сказала Юдит.
Продолжать уговоры было бесполезно. Она получила ответ на вопрос, который привел ее сюда. Теперь вместе с этим ответом ей предстояло вернуться в Пятый Доминион, какой бы невыносимой ни казалась одна лишь мысль о путешествии.
— Можно я задам перед уходом еще один вопрос? — сказала она.
— Спрашивай, — ответила Ума Умагаммаги.
— Почему Вы явились мне в таком обличье?
