Челси Ярбро - Кровавые игры
Рычаг дернулся.
– Да.- Ответ прозвучал уверенно и громче, чем надо бы.
– Тише,- осадил он ее, приводя орудие в рабочее положение.
– Прости,- виновато шепнула она.- Просто у меня голова идет крутом.
Первая попытка успеха не принесла. Металл звенел, кирпич скрежетал, но не двигался с места.
– Что дальше? – спросила Оливия сдержанно.
– Попробуем еще раз,- мрачно откликнулся Сен-Жермен. Он передвинул рычаг и попробовал надавить на него.- Хорошо. Теперь жми! – Он навалился на стержень, раздался победный треск.- Отлично! – выкрикнул Сен-Жермен.- Хорошо. Оливия, ты все еще держишь рычаг?
– Нет,- сказала она – А надо?
– Да. И по моей команде навались на него всем телом.- Он осторожно поправил орудие.- Давай!
От кладки отошли сразу два кирпича, и Сен-Жермен приободрился.
– Кажется, тут есть еще один шаткий кирпич,- сообщила Оливия.- Слева от тебя. Вокруг него трещины.- Голос у нее был довольный.
– Прекрасно.- Сен-Жермен встал поудобнее. В темень гробницы упали еще два кирпича, и это внезапно отозвалось в его сердце тревогой.- Оливия, тебя не задело?
– Нет, все в порядке.
– Ладно,- пробормотал Сен-Жермен.- Придется изменить угол нажима. Знаю, тебе будет теперь неудобно, но ты не смущайся и, если дотянешься, подталкивай отходящий от стенки конец. Если мы будем действовать в прежней манере, кладка может обрушиться на тебя.
– Но вдвоем у нас хорошо получается,- возразила Оливия.
– Я не хочу рисковать. Делай что сможешь.- Он давил и давил на конец рычага, пока металл не загудел от его непрерывных усилий.
– Кирпичи качаются,- сообщила Оливия, но Сен-Жермен ей не поверил. Что она может видеть там, в темноте? Он удвоил усилия, и стена застонала, но рычаг стал сгибаться. Дело заходило в тупик.
Раздался тихий шорох листвы – налетел ветерок, предвестник- рассвета. Скоро придут солдаты, подумал Сен-Жермен. Это тюрьма и новое следствие для обоих. Он яростно нажал на рычаг, и железо согнулось.
– Что с кирпичами?
– Держатся.
Вопрос был задан уныло, в ответе сквозила горечь.
– Слушай, Оливия. Поверни стержень так, чтобы он уперся в кладку изогнутой частью.- Сен-Жермен понимал, что это – последний шанс. Он примерился к рычагу и налег на него всем своим весом.
Послышался странный звук, напоминающий отдаленный гром или треск рвущейся ткани, потом посыпались кирпичи, один ударил его в плечо, остальные упали, не причинив вреда разрушителю.
Сен-Жермен проворно сунул руки в пролом.
– Выбирайся! – свирепо выдохнул он.- Быстрее! До его слуха донеслось теньканье птиц, в городе
мертвых зашелестела трава – ночные зверьки возвращались в свои гнезда, укрытия, норы. В тюрьме для рабов пропела труба, там сменилась охрана. Скоро на Аппиевой дороге появятся люди, спешащие в Рим по делам или в поисках развлечений.
– Тут высоко,- обеспокоенно прошептала Оливия.- Не знаю, смогу ли я…
– Выбирайся! – Сен-Жермен вытянул руки, и она ухватилась за них.
Минула вечность, потом другая, наконец Оливия показалась в проломе – с расцарапанным лицом и растрепанными волосами. Сен-Жермен подхватил ее и осторожно поставил на землю. Он крепко обнял освобожденную узницу и не отпускал, пока она не перестала дрожать.
– Я думала, ты не придешь,- пробормотала Оливия.
– Что? – Он встряхнул ее так, что у нее лязгнули зубы.- Ты… ты усомнилась во мне?
– Нет,- устало сказала она.- Но после судилища я не знала, что думать. Если бы ты дал мне какой-нибудь знак…
– Знак? – спросил он изумленно.- Знак был. В тюрьму приходил разносчик фруктов, горбун. Ему разрешили оставить для тебя подношение. На дне корзины с виноградом и яблоками лежала записка. Разве ты ее не нашла?
– Я и в глаза не видела этой корзины. После оглашения приговора меня вообще перестали кормить.- Она потерлась щекой о его подбородок.- О, Сен-Жермен, мне было так страшно. Я боялась, что стены меня раздавят. Они начинали двигаться, когда я шевелилась. Я старалась совсем не дышать.
Птичьи голоса сделались громче, от тюрьмы для рабов долетел второй трубный сигнал. Сен-Жермен выпрямился.
– Идем. Уже утро. Нас ждет корабль.- Он взял Оливию за руку.- Ты и впрямь думала, что я не приду?
Она покачала головой.
– Да, Я была очень напугана. Эта жуткая тьма… Сен-Жермен поцеловал ее в бровь.
– Ладно, все уже в прошлом. Теперь ты свободна. Это самое главное. Остальное не важно. Пошли.
Оливия послушно зашагала к гробнице, где был привязан чалый.
– Ты ездишь верхом? – спросил Сен-Жермен, расседлывая жеребца.
– Нет, но попробую. Зачем ты снимаешь седло?
– Так будет удобнее. Тебе придется сесть сзади меня и постараться не падать. Справишься? – Он понятия не имел, что предпримет, если она скажет нет.
– Конечно.
Сен-Жермен вскочил на коня и протянул ей руку.
– Давай. Путь неблизкий.
Закусив губу, Оливия отважно вскарабкалась на жеребца. Сен-Жермен шевельнул каблуками, и чалый тяжело поскакал к Аппиевой дороге.
Когда они поднялись на гребень холма, Сен-Жермен оглянулся и увидел далеко на востоке яркие вспышки. Первые лучи солнца играли на кирасах конников, отъезжающих от преторианского лагеря. Чалый ускорил шаг, и кавалькада скрылась из виду.
Текст заявления, представленного в сенатскую курию.
«Ракоци Сен-Жермен Франциск шлет сенаторам Рима почтительные поклоны!
Император Ееспасиан соблаговолил снять с меня все обвинения, но предложил мне при этом покинуть Рим. Я, повинуясь августейшему повелению, отъезжаю из города в спешке, не позволяющей мне оставить подробные распоряжения относительно моей собственности, а посему отдаю все мое имущество, поместье и корабли под управление Константина Модестина Дата, предоставляя ему все права поступать с ними по своему разумению, учитывая лишь три поставленных мной условия.
Первое. Рабам, прослужившим у меня более десяти лет, по их просьбе должно предоставить свободу и наделить их землей. Бумаги на этот счет составлены и находятся v К М. Дата. Каждому вольноотпущеннику также следует передать двух мулов, трех свиней и денежную сумму в размере ста сестерциев.
Второе. Мой частный флигель на вилле мной опечатан и должен находиться в таком состоянии вплоть до моего возможного возвращения или до того времени, пока во владение всей моей собственностью не вступит мое доверенное лицо, чьи полномочия будут удостоверены, моей личной печатью с изображением солнечного затмения.
'Третье. Мои суда следует регулярно осматривать и ставить по мере надобности на ремонт в лучших доках империи, не стесняясь в расходах. Пятнадцать процентов прибыли с каждого фрахта следует передавать капитанам. Заранее одобряю все разумные действия в части усовершенствования любого из принадлежащих мне кораблей.
