Николай Берг - Ночная смена. Крепость живых
Ровно так же уничтожалось все, что я притаскивал домой. Мои родные словно чуяли, где у меня новый тайничок, и все моментально накрывалось медным тазом.
Конат же все время влетал по-крупному — с оформлением документов. Это считалось ужасным ужасом. То Конат начинал подрывать мусорные баки толовыми стограммовыми шашками — мы как раз по физике проходили электроцепи, и наш Куперштейн по простоте душевной объяснил, как действует подрывная машинка у партизан. На пятом или шестом мусорном бачке бравый диверсант был схвачен охреневшими от такой наглости милиционерами. До этого было негласное соглашение — за полями и в полях все время что-то щелкало, бахало или бумкало, но в жилых кварталах никаких взрывов до Коната не устраивали.
После этого Конат похвастался коллекцией синяков на заднице, в некоторых из которых угадывались (при наличии небольшой фантазии) пятиконечные звезды от пряжки офицерского ремня.
То Конат обнаруживал на железнодорожных путях товарняк, в одном из вагонов которого был груз кубинского рома. После этого Ульянка пару дней благоухала по-благородному, а милиционеры опять ломали себе головы, почему от синяков, которым и «Три топора»[46] были недостижимой мальвазией, пахнет так непривычно романтично. Потом запахло по-пиратски и от милиционеров, а Конат опять хвастался новыми звездами.
Явно в этом мальчишке сидело несколько чертей, потому как только он мог поспорить на то, что профутболит череп от Разбитого до Ульянки. То, что череп с равным успехом может быть и нашего солдата, его не парило совершенно. Вообще, отношение к останкам у него было глубоко философским: захоронить такую прорву павших явно было невозможно, разве что всем забросить любые дела и заняться собиранием костей. Правда, в нашей компашке как-то было западло рыться в костях наших солдат. Не то что мы были такие уж сознательные. Просто как-то не катило. Поэтому и рыли у немцев. Вроде как вот какие мы аристократы.
Конат одно время рыл с нами, бросив бульканье, но получилось как со щукой, которая пошла мышей ловить. Однажды Конат нашел стрелковый окопчик — и на бруствере его нашлись довольно редкие гильзы от патронов к парабеллуму. На первых же копках попалась немецкая каска, которую Конат почему-то тут же назвал эсэсовской. Потом пошли кости.
Мы столпились вокруг, потому как Конат вопил про здоровенного автоматчика-эсэсовца и рыл словно одержимый… Честно говоря, мы страшно завидовали. Кости были и впрямь здоровые. А потом, к нашей громадной радости, Конат выволок копыто с подковой. И потом еще одно. И еще. И лошадиный череп.
В следующий раз, взявшись за не менее перспективный объект, Конат нарвался на сортир, во всяком случае, нашел там стандартный стульчак тех времен — две доски с аккуратно по-немецки вырезанной дырой.
После этого копательство он бросил и опять взялся булькать. И тут же утер нам морды, найдя в одной воронке четыре «гочкиса» — причем два были с треногами.
— Эй! Гляньте, что это справа?
А справа у самой дороги расположена здоровенная помойка посреди поля. Было бы полное впечатление того, что несколько мусоровозов высыпали сюда свой груз и потом его подпалили… Однако посреди этого безобразия торчал закопченный хвост авиалайнера с каким-то незнакомым значком — компаний сейчас много, все эмблемы и не упомнишь. Чуть поодаль груда металлолома, какие-то баки. Нет, не баки, скорее, сильно обгоревшие турбины. Опять хлам, рваные шмотки, вяло шевелящиеся от холодного ветра тряпки и бумажки…
— Самолет грохнулся. Должен был сесть, да не угадал.
— Живые, интересно, есть?
— Да после такого удара и пожара и неживые-то вряд ли уцелели…
Медленно проезжаем место катастрофы. Горело здесь сильно — металл плавленый, кроме хвоста больше ничего внятного и не осталось… А бумажки какие-то все равно уцелели…
Нам остается проехать по кольцевой автодороге еще несколько десятков километров — до города Кронштадта, который стоит на острове Котлин. Небольшом острове. Острове, на котором удалось удержаться таким же живым людям, как мы.
Примечания
1
Психоневрологический диспансер.
2
Джордж Эндрю Ромеро — известный американским кинорежиссер, сценарист и актер; специализируется на жанре фильмов-ужасов; самые известные его картины «Рассвет мертвецов», «День мертвецов», «Ночь живых мертвецов», «Выживание мертвецов», «Дневники мертвецов» и др.
3
Американский фильм ужасов 1988 года. Экранизация одноименной документальной книги Дэвиса Уэйда об исследованиях профессора медицины Перри Уинслоу, изучавшего препараты, используемые в культе вуду для обращения людей в зомби.
4
Имеется в виду английский писатель Джером К. Джером и его роман «Трое в лодке, не считая собаки».
5
Ответственный по вопросам гражданской обороны.
6
НИИ скорой помощи им. И. И. Джанелидзе в Санкт-Петербурге.
7
Это конец! (нем.).
8
Кевлар — синтетическое волокно, в пять раз прочнее стали; используется, в частности, для изготовления пуленепробиваемых жилетов.
9
Брейн и Пинки — лабораторные мышата из американского мультсериала; после генетических опытов Брейн стал гением и решил покорить весь мир, а глупый Пинки взялся ему помочь.
10
Девайс — приспособление, устройство, объект искусственного происхождения, созданный для выполнения определенных функций (жарг.).
11
Рабоче-крестьянская Красная армия — так назывались вооруженные силы Советской России и СССР с 1918 по 1946 год. С 1946 года они стали называться Советской армией.
12
Кунг — утепленная будка на автомобиле или прицепе.
13
У поисковиков: барыш, пожива, счастье, удача и т. п. (жарг.).
14
Анатолий Григорьевич Железняков (1895–1919) — более известен как матрос Железняк. В 1918 году он был начальником караула Таврического дворца, где собралось Всероссийское Учредительное собрание. Слова Железняка, сказанные в зале заседаний утром 6(19) января 1918 года: «Караул устал!» — знаменовали разгон Учредительного собрания и фактическую ликвидацию многопартийной системы в стране.