Брайан Стэблфорд - Лондонские оборотни
И предоставить его должен я, подумал Лидиард. Так вот что здесь происходит. Через меня она назначает своего борца. Через мое посредство ее загадка и ответ на нее обретают формулировку.
— Есть такие, которые считают, будто вы в состоянии уничтожить или полностью переделать мир. — сказал Таллентайр, под гипнозом лишенный собственных эмоций. — Если это так, не могу понять, каким образом вы можете проникнуться интересом к простому смертному или использовать его?
— Те, кто верят в возможность изменения мира, верят также и в то, что смертные люди обретут справедливость и истинную награду, в чем никогда не смогут отказать им падшие ангелы. — напомнила она ему, — Как ни искажает картину их зрение и как ни заводит их в тупик вера, они хотя бы мельком усвоили парадокс Творения. Я и остальные, мы можем забавляться внешним обликом, но должна все же быть основная реальность, которая имеет определенное видимое выражение , и должны существовать те, кому предстают реальные образы. Моя власть менять вещи и понятия ограничена, я не знаю и не могу в действительности судить о возможности изменений. А еще сильнее я ограничена деятельностью других, занимающимися превращениями, и их способности могут нейтрализовать или увеличить мои усилия в тех направлениях, какие я не в силах предвидеть. Вся моя сила основывается на понимании, а все понимание ограничено восприятием. У нас есть свои страхи, свои ограничения, свои опасности и враги, точно так же, как все это есть и у вас.
Не менее вас я являюсь пленником времени. Я могу по своей воле изменить пространство, в известных пределах, разумеется. Но время непреклонно. В течение каждой проходящей секунды я могу сделать одно или другое, но не совершить оба деяния сразу. И неважно, сколькими глазами я смотрю и сколькими телами владею, мой интеллект связан временем, одно ощущение должно следовать за другим, и если поток моего сознания разделится, я непременно растеряюсь, как это произошло бы и с вами.
Как это верно, подумал Лидиард.
— То же самое и с всезнанием, — пробормотал Таллентайр.
Он искоса поглядел на человека, которого когда-то знал как Уильяма де Лэнси, тот хранил ледяное молчание, напоминая статую, лишенную человеческого разума.
— Я в опасности, — откровенно объявила она. — Кто-то стремится повредить мне и убить меня, и я не знаю, как встретить эту угрозу лучше всего.
— Что это за существо? — спросил Таллентайр.
— Без сомнения, оно имеет множество имен, так же, как и я. — ответила она, — Имена ведь так же непостоянны и изменчивы, как внешность. Пусть это будет Паук, если ему приятнее представать таковым перед глазами Лидиарда, и пусть его путы, в которые он собирается меня поймать, называются паутиной. В настоящее время я намереваюсь сопротивляться его нападению, и потребовать вернуть мне ту часть моей субстанции, которую у меня отобрали, если это возможно.
Ах, пусть это будет Паук! повторил Лидиард в безопасности собственных мыслей. Все, что она видела, она увидела через мое внутреннее око, в моих мучительных снах. Все, что она знает, она узнала с помощью моих чистых умозаключений. И только то, что избрал для моих видений ее враг. Она тоже слепая, такая же, как и мы! А может ли ее враг в действительности иметь какое-то преимущество, если его собственные инструменты тоже люди, такие как Джейкоб Харкендер, и если существа, подобные лондонским вервольфам, частенько могут вмешиваться в его планы? Значит, эти могущественные боги — просто дурни и невинные существа, чье алчное желание овладеть контролем за этим сном, который есть весь мир, так же безнадежно, как воображаемая миссия Харкендера и ему подобных, они только думают, будто могут завладеть миром при помощи желаний и иллюзорной мудрости!
— Кажется, я начинаю понимать, зачем я вам нужен, — задумчиво произнес Таллентайр. — Вы владеете такой мощью, чтобы изменить меня внешне, а также имеете силу, способную меня уничтожить. Но во мне, как и во всем существующем, есть нечто, не подверженное переменам, им не доступное. Вы в состоянии завладеть моей душой, как уже завладели душами Лидиарда и де Лэнси, но все равно останется нечто, имеющее собственную силу, существование, способность, Фрэнсис Мэллорн назвал бы это моим духом. Для того, чтобы завербовать нас на службу своему делу, требуются убеждения, а не владение. Не потому ли вы оставили меня в покое в Египте, не из-за того, что я оказался последним человеком, кого вы нашли, но по той причине, что я был лучшим из всех?
— Увы, — проговорила она, улыбаясь очень по-человечески. — Мой выбор тогда был абсолютно случайным. И все же, по-моему, он оказался лучшим!
Лидиард вспомнил, как ему привиделся пленный Сатана в Аду, его стремление поднять руку, и избавить мир людей от страданий. И себя самого он видел в облике Сатаны, и несмотря на веру, от которой никогда до конца не отказывался, оказалось, что он поддерживает его дело, с яростным рычанием восставая против несправедливости Бога. Теперь сэр Эдвард Таллентайр оказался в подобном же положении, его втягивали в дело, служение которому было далеко за пределами его демонстративного рационализма.
Мы продали души наши дьяволу, сказал себе Лидиард. Мы заложили себя и поклялись в верности делу своего противника для того, чтобы воспрепятствовать Судному Дню. Если нас обманывают, как нам это узнать? И если окажется, что мы падем, и Паук, в конце концов, победит, какая же у нас останется надежда на Рай и прощение?
Таллентайр, в свою очередь, сознавал, что именно он совершает. У него не было возможности ни отказаться, ни усомниться. Если мир состоял из снов и кошмаров, он все же должен в нем жить, и сомнение ничуть ему не поможет. Если братья Святого Амикуса правы в своей вере, значит он и приговорен, и проклят.
А если они не правы…
Теперь его проводником должна стать надежда, не вера. Смелость и ум должны ему служить, как только могут, поскольку все то, что он до сих пор называл знанием, совсем не могло ему служить.
— Загадывайте вашу загадку, — потребовал Таллентайр, обращаясь к Сфинксу. — И я попробую ответить на нее, как смогу.
4
Когда Корделия пришла в себя, то не ощутила ничего, указывающего на то, что прошло какое-то время. Она была убеждена, что вовсе не теряла сознания, а Лидиард был в этом уверен еще больше.
И все же — время прошло. Корделия лежала на кровати, но она не знала, чья это кровать, и не имела понятия, что это была за комната. И не узнала двух женщин, находившихся в этой комнате и смотревших на нее. Одна из них уже достигла средних лет и отличалась на вид твердостью характера, вторая же казалась не старше самой Корделии, и в ее лице каким-то странным образом сочетались равнодушие и любопытство.
![Дмитрий Биленкин - Шел человек по грибы [А шел человек по грибы]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
