Анна Железникова - Самая страшная книга 2016 (сборник)
Договор я читать не стал. Полистал пять страниц расплывающихся в темноте букв, накарябал ФИО, дату и подпись и вернул бумаги Демьяну. За время нашей беседы в зал вошли четыре человека. Значит, меня не глючило. Значит, какой-то странный дед действительно открыл кинотеатр в кинотеатре, самолично вербуя зрителей.
– Помните, молодой человек, – сказал Демьян, выдавая мне пластиковый прямоугольник белого цвета, – одна карта – один зритель. И карта эта принадлежит только вам. Вы не имеете права передавать ее третьим лицам, как не имеете права проводить в зал кого-то вместе с собой. Демьян полагается на вашу честность.
Я приложил карту к магнитному датчику, и дверь открылась. С такой системой и впрямь не требовались контролеры. В зале царила темнота. Экран вываливал на зрителей телевизионный «снег», в ушах гудел мерзкий саундтрек профилактики. Рассмотреть номера кресел было нереально, да и на карточке не отметили ни ряда, ни места. Сэкономили даже на эмблеме кинотеатра. Значит, садиться можно где угодно.
Фильм начался, как только я приземлился на последнем ряду, подальше от других зрителей, которых здесь набралось штук тридцать. И после первых же кадров в голове возник вопрос: а сработает ли карточка на выход?..
Мы уже час смотрели на Лео, молодого и худого Лео, который даже не догадывался, что в ближайшие двадцать лет «Оскар» ему не светит. Он бегал по кораблю и кричал про «короля мира», рисовал даму сердца и был счастлив под песню Селин Дион. Человек десять покинули зал, когда поняли, что им показывают. Это радовало. Значит, Демьян вряд ли был маньяком, заманивающим подростков в замкнутое помещение, чтобы сыграть с ними в игру. Не радовал только выбор фильма. Я бы тоже ушел, но родители еще не вернулись, а кто гарантирует, что собак разогнали? Лучше тянуть время здесь, в бесплатном тепле.
Вот Кате этот фильм нравился. Что было удивительно, ведь вкусы у нас совпадали вплоть до мелочей. Ужасы, мистика, триллеры, фантастика… Мы читали одни и те же книги, зависали на одних и тех же сайтах и пабликах в соцсетях, смотрели одно и то же кино. Катя могла назвать всех актеров, когда-либо исполнявших роли сенобитов. Могла процитировать считалочку из «Кошмара на улице Вязов» в оригинале или перечислить очередность всех смертей из «Пунктов назначения». Она даже в космических кораблях разбиралась, без труда отличая «Ностромо» от «Сулако». Катя не была красавицей – полноватая, с короткой стрижкой, с приятным лицом, но
(с усами)
с плохой кожей. Одевалась по-мальчишески, в джинсы и свитера, косметикой практически не пользовалась. Но она была доброй, интересной, веселой. И от нее всегда вкусно пахло. А у меня не то что с девушками – с людьми было не очень. Я остроумил и юморил в Интернете, но, прежде чем выйти из квартиры, всегда проверял в глазок, нет ли на лестничной клетке соседей. Ехать с кем-то в лифте, не зная, куда смотреть и что говорить, было для меня настоящим мучением. На улице спасали наушники. Включил плеер – и будто бы нет меня. В домике. Студенческие пьянки-гулянки я игнорировал, предпочитая компанию дивана и хорошего фильма. Катя стала для меня не только первой девушкой, но и первым настоящим другом. В общем, нам было хорошо вместе. Но я хотел, чтоб было еще лучше. По-взрослому. А Катя, точно старомодная бабуля, считала два месяца недостаточным сроком для перехода на новый уровень.
От размышлений отвлек фильм. Да так, что у меня отвисла челюсть. На первых рядах дружно охнули. Айсберга не было. Вместо него корабль встретился с громадным океанским монстром. Борта оплели щупальца, смахивая людей в воду и размазывая их по палубе. Скрипели корабельные кости, визжали пассажиры, лилась кровь. Трансатлантический лайнер разваливался на части.
Я вжался в подлокотники, будто сам нахожусь на умирающем корабле и пытаюсь не сорваться в пучину. Туда, где в черной воде, как циклопических размеров змеи, передвигались кольца глубоководной твари. Финальную сцену снимали, должно быть, с вертолета. Корабль затонул, на поверхности плавали обломки и спасательные шлюпки. А из толщи воды во всей красе поднимался кракен, водоворотом затягивая в чудовищную пасть все то, что осталось на волнах.
До дома я добрался как лунатик. Смотрел прямо перед собой, но вместо улицы видел бурлящий кровью океан. Карточка в заднем кармане джинсов казалась артефактом, который нужно срочно спрятать, оградить от людей и никому не показывать. Собаки ушли, и я спокойно попал в подъезд.
Весь вечер я, подпитываемый кофе и бутербродами, просидел в Интернете. Форумы, блоги, интервью с режиссером и съемочной группой, наши и зарубежные источники… Я искал хоть какие-то сведения об альтернативной концовке. Хотя бы намек, даже шуточный, на то, что она существует. Ведь там были те же самые актеры, дорогущие съемки, чумовые эффекты. И это почти двадцать лет назад. Такое невозможно утаить, но никаких следов хоррор-версии хита тысяча девятьсот девяносто седьмого года я не нашел.
Взглянув на часы, я едва не взвыл. Шел четвертый час, глубокая ночь. Дело было не в том, что я, как зомби, провел в Сети столько времени. Это как раз обычное явление. Но я пропустил сеанс. Ведь дневной показ, если верить Демьяну, был исключением, презентацией, заманухой для зрителя. А в два ночи крутили что-то новое. Или, скорее, старое по-новому… Не хотелось даже думать, что я мог профукать
(Все они существуют в единственном экземпляре. После показа пленка уничтожается.)
из-за собственной глупости. Заветную карточку я оставил на книжной полке – под защитой фигурки Макриди с огнеметом. Выключив компьютер, зажег ночник над кроватью и устроился поудобнее с томиком Лавкрафта в руках. До утра о сне можно было и не мечтать.
В институт я не пошел. Дождь лил второй день, и город затянуло серой дымкой. По стеклу сползала вода, размывая силуэт соседской многоэтажки. Напоминая темную поверхность океана, в котором живет нечто огромное, жуткое.
Все фильмы казались полной ерундой, игры надоедали через пять минут, не спасали даже любимые книги. Интернет, который не мог дать нужных ответов, приводил в бешенство. Проверка времени превратилась в нервный тик. В голове запустили обратный отсчет, поставили будильник. Дин-дон, дин-дон, до вашего сеанса осталось одиннадцать часов.
Одиннадцать, мать их, часов.
Вечером я впервые пожалел, что в двери моей комнаты нет замка. Родители заходили и донимали идиотскими вопросами. Что случилось? Не заболел ли? С учебой проблемы? Как там Катя?
Шесть часов до сеанса.
