Фриц Лейбер - Глубинный ужас
На время его отсутствия в его апартаментах в доме 118 по Солтонстолл-стрит поселится его близкий друг по имени Данфорт: последние пять лет он провел в психиатрической лечебнице, приходя в себя после пережитых ужасов на хребтах Безумия в ходе антарктической экспедиции. Данфорт заодно и присмотрит за его кошками, в том числе за ненаглядным Чернышом.
На тот момент Уилмарту отчаянно не хотелось уезжать; в частности, он всерьез беспокоился за Лавкрафта, здоровье которого все ухудшалось, и тем не менее отбыл в путь!
Следующие недели (растянувшиеся на два месяца) для меня были исполнены немыслимого напряжения, беспокойства, волнующего предвкушения. Уилмарту предстояло навестить такое количество друзей и мест и провести столько изысканий (с использованием показаний геосканера), что у меня просто в голове не укладывалось. Теперь он слал главным образом открытки, в том числе — пейзажные, но приходили они одна за другой (если не считать одной-двух пугающих пауз). Своим бисерным почерком он умудрялся вместить на них столько всего (даже на пейзажные открытки!), что мне зачастую казалось, будто я сопровождаю его в путешествии и тревожусь за внутренности его «остина» — «Жестяной лани» (так Уилмарт прозвал свою машину в честь «Золотой лани» сэра Френсиса Дрейка).[18] В моем же распоряжении был лишь список из нескольких адресов, куда я мог писать ему заранее: Балтимор; Винчестер, штат Виргиния; Боулинг-Грин, штат Кентукки; Мемфис; Карлсбад, штат Нью-Мексико; Тусон и Сан-Диего.
Сперва ему понадобилось остановиться в округе Хантердон, штат Нью-Джерси, с его причудливо старомодными фермерскими общинами, дабы исследовать некие руины, возможно доколониального происхождения, и поискать с помощью геосканера некую, по слухам, существующую пещеру. Затем, после Балтимора, предстояло изучить обширные известняковые пещеры в Западной Виргинии. Уилмарт проехал через Аппалачский Винчестер в Кларксбург — перегон изобиловал резкими поворотами, водителю на радость. На подъезде к Луисвиллу «Жестяная лань» едва не сгинула в большом наводнении при разливе реки Огайо (в радионовостях целями днями только о нем и говорили, а я не отрывался от супергетеродинного приемника), так что навестить нескольких тамошних друзей Лавкрафта по переписке ему не удалось. Затем для геосканера нашлась работа вблизи Мамонтовой пещеры. По всей видимости, пещеры в его маршруте преобладали, потому что, завернув по дороге в Новый Орлеан побеседовать с неким ученым оккультистом французского происхождения, он отправился к Карлсбадским пещерам и к соседним, менее известным подземным пустотам. Я же все больше размышлял на тему своих туннелей.
«Жестяная лань» держалась молодцом, вот разве что на перегоне через Техас сорвало головку поршня («Слишком долго я ее гнал на полной скорости»), так что Уилмарт потерял три дня на ремонт.
Между тем я находил и читал все новые рассказы Лавкрафта. В одном — он подвернулся мне в букинистической лавке, хотя сам журнал был довольно свежий, — в самой что ни на есть впечатляющей художественной форме рассказывалось об австралийской экспедиции, и в частности о снах старика Пейсли, из-за которых все и началось. В этих снах разум Пейсли переселялся в тело конусообразного чудовища и вечно странствовал по длинным каменным коридорам, наводненным незримыми свистунами. Это настолько походило на мои собственные кошмары, в которых я тоже обменялся сознанием с крылатым жужжащим червем, что я тут же отослал авиапочтой отчаянное письмо Уилмарту в Тусон, рассказав ему все как есть. Ответ пришел из Сан-Диего, полный ободряющих заверений и обещаний в свой срок все прояснить. А еще Уилмарт упоминал о сыне старого Эйкли и о морских пещерах, которые они сейчас вдвоем исследуют, и (наконец!) назначал дату своего прибытия (причем очень скоро!).
Накануне я как раз разжился ценной находкой на своем любимом голливудском книжном развале: маленьким, броско иллюстрированным томиком Лавкрафта под названием «Морок над Инсмутом», изданным в «Визионер-пресс». Я просидел за книгой полночи, не в силах оторваться. Рассказчик обнаружил, что в глубинном подводном городе у побережья Новой Англии живут зловещие чешуйчатые гуманоидные существа, осознал, что и сам превращается в одного из них, и в конце концов решил (к добру или к худу) нырнуть на дно и примкнуть к ним. Это напомнило мне мои безумные фантазии о том, чтобы как-нибудь спуститься под землю в недра Голливудских холмов и спасти отца — либо воссоединиться с ним.
Между тем начала прибывать почта, адресованная мне для передачи Уилмарту. Он загодя испросил моего разрешения включить мой адрес в план маршрута, рассылаемый прочим своим корреспондентам. Приходили письма и открытки из Аркхема (судя по штемпелям) и из разных городов по пути следования машины, а также и из-за границы (по большей части из Англии и континентальной Европы и одно из Аргентины), а еще небольшая бандероль из Нового Орлеана. На большинстве их обратный адрес был собственно Уилмарта: Солтонстолл-стрит, дом 118, чтобы письма в конце концов дошли до адресата, даже если по пути он их не подберет. (Он и меня просил делать то же самое с моими посланиями.) Впечатление это производило странное: как если бы Уилмарт писал сам себе; в душе у меня чуть не пробудились изначальные подозрения насчет его самого и пресловутого проекта. (Одно письмо, из числа последних, — увесистый конверт, щеголяющий одной шестицентовой маркой авиапочты и сверх того десятицентовой за срочную доставку, — было адресовано Джорджу Гудинафу Эйкли, Сан-Диего, штат Калифорния, Плезант-стрит, дом 176, а затем переслано на мой адрес, указанный в верхнем левом углу.)
Ближе к вечеру следующего дня (воскресенье, 14 апреля, — канун моего двадцатипятилетия, между прочим) Уилмарт прибыл — примерно так, как я себе и представлял, дочитав до конца его первое письмо. Вот разве что «Жестяная лань» оказалась еще миниатюрнее, чем мне воображалось, и выкрашена ярко-синей эмалевой краской (сейчас, впрочем, ее покрывал толстый слой пыли). На переднем сиденье рядом с водителем и впрямь покоился странный черный футляр — и тут же много всего другого, главным образом карты.
Он сердечно со мной поздоровался и тут же затараторил без умолку, пересыпая нескончаемый поток слов шутками и короткими смешками.
Вот что потрясло меня до глубины души: я знал, что Уилмарту лишь тридцать с небольшим, но волосы его убелила седина, а памятный мне загнанный (или затравленный!) вид проявился заметно ярче. И как же он нервничал — поначалу и минуты постоять спокойно не мог. Очень скоро я совершенно уверился в том, о чем прежде и помыслить не мог: все его живость и бойкость, шутки и смех были не более чем маской — маской, скрывающей страх, нет, неизбывный ужас, что в противном случае грозил полностью подчинить его себе.
