Станислав Буркин - Русалка и зеленая ночь
– Пока не за что. С Богом, друзья. Молитесь Александру Македонскому.
– А поможет? – удивился Данечка.
– А как же! Мне всегда помогал, и вас в беде не оставит.
– Ну, с Богом, док, – отозвался Даня благодарно и повесил трубку.
Пару минут после разговора Блюмкин, бредя по коридору, о чем-то сосредоточенно думал и жевал челюстями, словно пробуя какое-то слово на вкус. Потом остановился, хлопнул себя по лбу и сказал сам себе возмущенно:
– Какому Македонскому?! Невскому!
Глава вторая
В ОТПУСКЕ
1
И для упавшего кирпича приходит день, когда его перевернут.
Китайская пословицаНикогда еще Даниил не трудился с такой радостью, и никогда еще так не стремился закончить работу поскорее, как эти два дня. Ведь в каюте, там, на станции, его ждала прелестная Русалочка. На дежурство он приходил в белой рубашке и при галстуке, был как никогда вежлив, весел и приветлив. И все это благодаря Блюмкину, беседа с которым оказала на него буквально магическое действие. А иначе вообще неизвестно, вышел бы Даня на работу, или нервы его сдали бы окончательно, и он отчалил бы с Русалочкой на спасательной капсуле…
Но вот, наконец-то, вахта закончилась. Провести начало отпуска, пока все не уладится, Машенька с Ванечкой согласились вместе с влюбленными, точнее, с влюбленным. Меньше всего вещей было у Ванечки: рюкзак цвета хаки да найденные в космическом мусоре крупные подарки для родных, которые он тащил в руках: глобус, испещренный вместо букв какими-то иероглифами (для тёщи), и жалкого вида плюшевый жираф (для племянницы).
Если не считать завернутую в ковер Русалочку за вещь, то у Даниила их тоже было немного, и все они умещались в черном чемодане на колесиках. Вопросов по поводу ковра никто из посторонних не задавал, так как перевозка хлама из космоса обратно на Землю была своего рода хобби всех мусорщиков. Красиво жить, как говорится, не запретишь. Таможни тут не было, так как границы государств не пересекались, да и что можно вывезти из космоса домой? Только то, что выбросили другие… Никто ведь не знал, что в ковре у юноши завернута покойница. Вот если бы на «Руси» кто-то умер, и труп исчез, возможно, его и искали бы. А так…
Больше всего чемоданов и сумочек было, естественно, у Машеньки. Ее пестрые клетчатые торбы и торбочки были набиты мягкими игрушками, синтетическими шмотками, журналами, тетрадками, вибраторами, фенами и косметичками. Сумки эти завалили половину трехместной капсулы, часть содержимого просыпалась и поплыла в невесомости, превращая кабину в дурацкий девичий рай.
– Здравствуйте, вас приветствует электронный бортпроводник спускаемого аппарата «Болид-ТМ», – произнес безжизненный автоматический голос. – Пожалуйста, пристегните ремни безопасности и приготовьтесь к аварийной посадке.
Никто не знал, почему на всех российских «Болидах» в приветственной записи любая, самая плановая, посадка именовалась «аварийной». Возможно, так было записано нечаянно, по пьяни, а потом за дефицитом средств не исправлено, возможно, наоборот, с умыслом, так как почти все посадки в этих капсулах действительно можно назвать аварийными… Русские и в космосе не утратили доброй традиции давать отечественной технике душевные прозвища. Так, за спускаемым аппаратом серии «Болид» твердо закрепилось созвучное прозвище «Айболит». Отсюда и поговорки: упал, как «Айболит», пропал, как «Айболит», рванул, как «Айболит», ну, и тому подобное.
– Ну, с Богом, – сказал Ванечка, и все трое перекрестились. Капсулу тут же тряхнуло, да так, словно снаружи ее пнул великан. Пассажиры, как на американских горках, дружно вскрикнули, и «Айболит», неуклюже болтаясь и вращаясь, косо ушел к Земле.
Тем, кто смотрел изнутри в его иллюминатор, казалось, что, это земной горизонт прыгает и вертится, приближаясь. Полет на спускаемом аппарате действительно напоминал какой-то беспощадный аттракцион. Изнеженные в невесомости человеческие внутренности вертело и полоскало, как в центрифуге стиральной машины «Zanussi». Но по мере уплотнения атмосферы болтанка стала уменьшаться, и на смену ей пришла вибрация, сопровождаемая сверлящим мозг звуком.
Высота его нарастала, а когда он превратился в ультразвук, капсула снаружи загорелась, и от нее стали отваливаться ненужные механизмы. Вдруг она, словно автомобиль на краш-тесте, врезалась в бетонную стену. В смысле, так показалось пассажирам, которых с адской силой вдавило в сиденья. Глаза их вылезли из орбит, вены на лбах набухли, а щеки расползлись по плечам. Это раскрылся первый тормозной парашют, и с ним капсула продолжила свой бешеный спуск под углом.
Вскоре открылся второй, основной, купол, и друзей разом прихлопнуло всеми Машенькиными торбами, ковром с Русалочкой, чемоданом, рюкзаком, глобусом, несвежим жирафом и целым градом из тюбиков, заколок и гребешков. Стряхнув с себя багаж, первым из кучи вылез Ванечка и помог высвободиться другим. Нарушая правила, они отстегнулись и приникли к окошечку иллюминатора, в надежде увидеть, наконец-то, родную страну.
– Только бы не в Китай, – привычно смирившись со всем остальным, протянул Ванечка.
– Только бы не в море, – не согласился с ним Даня.
– Ну, давай, Айболитик, не подведи! – прошептала Маруся, всматриваясь вниз. Но до земли было еще далеко, и под ними, насколько хватало глаз, простирался лишь обагренный закатом океан облаков. Он все приближался и приближался, казалось, что на него они и приземлятся… Но не тут-то было. Вот они нырнули в туман, и вид за окном превратился в скользящую дымку. Мгла стояла томительно долго, но вдруг испарилась так же неожиданно, как началась, и перед друзьями открылся светящаяся небоскребами и кишащая летучим транспортом сумеречная громада мегаполиса.
– Ур-ра! – воскликнули друзья хором и наперебой бравурно запели:
Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу,
На славу нам.
Царствуй на страх врагам,
Царь Православный!
Боже, Царя храни,
Царя храни!
Да, «Айболит» таки не подвел: это был стольный град Ё-бург. Первыми бросались в глаза впивающиеся в небеса шпили небоскребов в центре с двуглавыми орлами на самом верху. Сверкали в подсветке белые златоглавые храмы, воздвигнутые, как на скалах, на крышах гигантских зданий. А вокруг поднимался обозначенный огоньками лес заводских труб.
К спускающейся на большом парашюте капсуле подлетел воздушный тральщик, прикрепил «Айболита» к себе, а шелковый парашют с механической ловкостью, словно сжевал лист салата, запихал в свое нутро.
* * *… После приземления все стало как-то празднично, дремотно и уютно. Столица открывалась им, словно родной двор или даже собственная квартира. Денег на такси было жалко, поэтому они долго перлись с чемоданами до ближайшей станции метро, дивясь и вдыхая пестрый аромат родного для каждого русского сердца места.
