Лори Хэндленд - Охотничья луна
Возьму-ка сегодня выходной. Отосплюсь, а завтра вернусь к своим обязанностям на свежую голову и с более четким планом действий. Решив так и сделать, я проверила замки, окна и патроны. А стоило бы проверить свои сны — в первую очередь...
Я не собиралась засыпать до рассвета: хотела поискать кое-что в Интернете, сделать пару звонков, навести порядок в документах. Но коктейль из путешествия, стресса и монотонного ритма музыки, доносящейся из бара внизу, наверное, убаюкал меня так, что я отказалась от своих намерений. Едва уснув, я очутилась там, где давненько уже не бывала.
Ночные кошмары были для меня не внове. Я жила с ними даже при свете дня. Но обычно прогоняла темноту подальше и спала при свете.
Я обнаружила, что таким образом кровавые путешествия в глубины памяти сводятся к минимуму.
Во сне мне снова было двадцать два, и я только что устроилась на первую после колледжа работу: учила детишек азбуке. В детях мне нравилось все: их невинность, интерес ко всему и доверчивые ангельские мордашки. Я их любила и хотела парочку своих собственных.
Вот в этот момент и появился Джимми Ренквист. Мы познакомились на первом курсе Североканзасского университета. Я как раз командовала группой поддержки: «Вперед, борись и победи! Ура!», когда защитник-неандерталец из Фресно вышвырнул Джимми за пределы поля. Парень приземлился прямо на меня.
— Извини, извини, пожалуйста, — все повторял Джимми, помогая мне подняться и отряхнуться. — Ты в порядке? Я не сильно тебя ушиб?
— Ренквист, тащи свою задницу на поле! — закричал тренер.
Джимми пожал плечами, подмигнул и улыбнулся мне. И я пропала.
Джимми был милым, сильным и умным. И тоже любил детей и собирался стать учителем физкультуры. И стал бы, если бы не влюбился в меня.
Даже во сне мозг увиливал от воспоминания о том, как я навлекла на нас весь этот ужас. Как это бывает в ночных кошмарах, сцена сменилась другой — воскресным ужином в доме моих родителей. Я объявила о дате свадьбы и продемонстрировала маме кольцо, отчего она на радостях разрыдалась и крепко меня обняла.
Последнее воспоминание о Джимми еще живом: как он пожимает папе руку, а на губах у него играет так любимая мною улыбка.
Моей младшей сестре — родительская осечка в среднем возрасте — было пять. Дома также был мой семнадцатилетний брат. Все радостно улыбались, когда, разбив венецианское окно, в комнату заскочил первый волк.
Джимми оттолкнул моего отца в сторону, а сам прикрыл меня собой. Волк — огромный белый самец — ударил его в грудь и разорвал моему жениху горло одним отточенным движением.
Остальным, возможно, удалось бы спастись, если бы мы сразу убежали, заблокировали двери, нашли оружие, может, даже серебряные пули.
И кого я пытаюсь обмануть? Мы были обречены с того самого момента, как разбилось окно, если не раньше.
Но так тяжело пошевелиться, когда подобное происходит в твоей столовой. Нормальные люди не очень хорошо реагируют на внезапную смерть, а мы были до тошноты обыкновенны.
Мы стояли и смотрели, как огромный белый волк поедает Джимми. Стояли в состоянии шока, пока комнату заполняли другие животные. Позже я поняла, что стая вела себя полностью по волчьим законам: выбраковка негодных, выживание сильнейших, лучшие умирают молодыми.
Следующей на очереди стала моя сестра. Кошмар продолжался до тех пор, пока на моих глазах один за другим не погибли все члены семьи. Я была настолько потрясена, что даже не задумалась, почему меня оставили напоследок. В священном ужасе я даже не заметила, что волки выглядели не совсем как волки.
Но вот белый, с розовой от крови шерстью, повернулся ко мне. Другие расступились, пропуская его вперед. Я глянула ему в глаза и сразу поняла, кто он.
Глава 7
Меня разбудил крик. Я уже вскочила, схватившись одной рукой за ружье, а другой — за дверную ручку, когда поняла, что вопль прекратился.
Напряженно прислушиваясь, я попыталась определить направление, но уловила только завывание саксофона из бара внизу.
Сорочка промокла от пота. Сердце колотилось аж в самом горле. Я вся покрылась гусиной кожей. И все же мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять — меня испугал собственный крик.
— Дерьмо.
Я поставила ружье у двери. Рука тряслась, и я сжимала кулак, пока пальцы не заболели. Я подошла к раковине, сунула голову под струю воды, попила прямо из-под крана, затем подставила под бегущую воду запястья с пульсирующими венами. Постепенно сердцебиение пришло в норму.
Если бы Эдвард увидел меня сейчас, я оказалась бы в большой беде.
Из-за своего прошлого я обязана четыре раза в год посещать специально обученного психолога ягер-зухеров. Это всего лишь означало, что я научилась говорить именно то, что нужно, чтобы меня признали годной к службе.
Я понимаю, что убийством оборотней мою семью не вернешь.
Нет, в свободное время я не разыскиваю белого волка.
— Сны закончились, — прошептала я.
Пустая комната, в которой еще звенело эхо моих криков, издевалась надо мной.
Мне уже давно ничего не снилось. Сон в дневное время снимает проблему кошмаров. Но они все еще там, поджидают, когда я оплошаю. Прямо как оборотни.
Я вскинула голову. Во все стороны полетели капельки воды. Голова кружилась. Я задыхалась. Чувствовала слабость. Я знала, как заставить все это исчезнуть. Кровь. Их. Немедленно.
Всего лишь несколько часов назад я решила не охотиться, но это было до сна. У меня больше не было выбора.
Подхватив ружье, я вышла за дверь.
Часы показывали почти четыре утра. У меня оставалось не слишком много времени до рассвета. Но хватит и того, что есть. Должно хватить.
Дойдя до подножия лестницы, я нахмурилась. Все машины по-прежнему стояли на парковке. Саксофон продолжал завывать. Свет внутри оставался включенным. В этой глухомани вообще слышали о комендантском часе на продажу алкоголя?
В октябрьскую ночь окна были закрыты. Я не могла винить обслугу. Так далеко на севере первые морозы могли ударить в любой момент.
Стекла мутные — из-за их старости или из-за густой завесы сигаретного дыма. Так или иначе, я не могла разглядеть, что происходит внутри… Только тени. Ни одна из которых не двигалась. Но с другой стороны, там и раньше никто не шевелился, не считая поднесения бокалов ко ртам.
Я выбросила из головы загадку клиентуры бара. У меня были более важные причины для беспокойства. Можно спросить у Джесси о правилах продажи алкоголя по ночам. Если меня это действительно волнует. Или пожаловаться Дэмьену, хотя лучше мне его избегать, насколько это возможно. Больше проблем мне в жизни не нужно, а у Дэмьена Фицджеральда просто на лбу написано: «Проблема».
