Каролина Фарр - Загадка Кондор-Хаус
Анна или кто-то иной, кто убирал комнату, оставил окна открытыми. Подумав о Заиде, я тотчас же пошла закрывать их.
Выглянув из окна, я с облегчением обнаружила, что Брюс Монро не забыл своего обещания. Ветка, на которой прятался сегодня утром Заид, оказалась аккуратно спиленной. Теперь он не сможет добраться до меня, даже если вскарабкается на дерево.
Затем я увидела обоих гепардов, лежавших на солнце на покрытой гравием дорожке, ведущей к воротам зверинца. Я решила, что тот зверь, который поменьше, — Фатима. Она удобно разлеглась на боку на гравии и крепко спала, равнодушная ко всему вокруг, включая своего партнера. Заид не спал. Он лежал, как собака, откинув задние лапы в сторону, а передние подложив под крестец Фатимы, его большая голова покоилась на ее боку. Время от времени кончик длинного хвоста непроизвольно подергивался, словно его беспокоило какое-то насекомое.
Я вспомнила, что Монро говорил сегодня утром о привязанности, существующей между двумя гепардами. Она проявлялась теперь в полном спокойствии Фатимы, когда ее охранял самец. Также она проявлялась в покровительственном отношении Заида.
— Фатима, Фатима, сюда!
Мне было не видно из-за дуба, но это была явно Симона. Она звала от парадной двери. Одним быстрым движением Фатима вскочила и обратилась мордой к дому.
— Фатима! Сюда. Сейчас же, Фатима! — нетерпеливо командовал властный голос.
Фатима чуть повернула голову и посмотрела на самца, затем покорно развернулась, сошла с гравия на траву и двинулась к дому, покачивая хвостом. Я потеряла ее из виду, когда она прошла мимо дуба.
Заид поднял голову, когда встала его подружка. Теперь он медленно выпрямился, злобно посмотрел на дом и оскалил зубы. Так он стоял, рыча и покачивая хвостом, до тех пор, пока я не услышала, как закрылась передняя дверь. Тогда гнев, казалось, покинул его, и он повернулся, очень медленно сошел с дорожки и побрел среди деревьев, с опущенным хвостом и поникшей головой, словно олицетворение одиночества и уныния.
Я взяла свои записи и прошла в кабинет. Мой утренний страх перед Заидом казался теперь глупым и безосновательным. Брюс Монро прав, гепарды — всего лишь большие кошки, унаследовавшие от своих подвергшихся дрессировке предков покорность человеку.
Но в их крови по-прежнему текла кровь джунглей. Они были большими, сильными и, если не ошибаюсь, одними из самых быстрых животных на земле. А вооружены они такими же зубами и когтями, как у леопардов. И это напомнило мне слова Симоны о том, что джунгли полны похоти и убийства.
На месте Симоны я вела бы себя поосторожней с Заидом. Слишком часто она забирает у него подругу.
Я вложила в машинку лист чистой бумаги и начала печатать — сначала нерешительно, потом быстрее. Вскоре я забыла об окружающем меня мире и вступила в другой, созданный моим воображением…
Я печатала, отвергала напечатанное, снова печатала, что-то отмечала и снова переписывала. Анна принесла мне ленч, о котором я сразу же забыла. Сцена постепенно обретала форму. И по мере того как я погружалась в нее, я уже не писала сцену для Симоны Стантон. Я была той женщиной, ощущающей влажную жару, прислушивающейся к воде, обильно стекавшей с деревьев, — женщиной, смутно осознающей ту же неутоленную жажду любви, испытавшую то же потрясение, когда открылась дверь…
Стук машинки умолк, когда я, наконец, остановилась. Я вдруг заметила, что работала в полутьме. Я встала, выпрямив затекшее тело, и зажгла свет. Кто-то унес мой ленч и оставил кофейник с кофе. Я не прикоснулась и к нему, и теперь он был холодным.
Раздался стук в дверь.
— Да? Кто это?
— Брюс Монро, Маделин.
Я открыла дверь. Он, улыбаясь, спросил:
— Не побеспокоил вас?
— Входите. Я как раз сделала перерыв.
Он бросил взгляд на мой стол и кипы бумаги, разбросанной вокруг машинки.
— Я слышал стук вашей машинки из своей комнаты в конце коридора. Вы всегда работаете в темноте? Вы же только что включили свет. Такие красивые глаза, как ваши, заслуживают лучшего обращения.
— Я не заметила, что так поздно.
— Я так и подумал. Пришло время, чтобы кто-нибудь вас побеспокоил. Я иду вниз выпить предобеденный мартини, присоединитесь ко мне? По словам Анны, она принесла вам кофе и обнаружила, что вы не прикоснулись к ленчу. Вижу, что и к кофе вы не притронулись.
— Я извинюсь перед Анной, — улыбнулась я. — Обычно я не такая рассеянная. Но мне так легко писалось, не хотелось прерываться. Теперь я закончила. Сцена готова. И намного раньше, чем я ожидала.
Он подошел к столу и взглянул на лист бумаги в машинке.
— Это, конечно, для Симоны. Получилось?
— Думаю, да. Пожалуй, это лучшее из всего, что я когда-либо написала, мистер Монро.
— А теперь вы размышляете, сможет ли Симона воплотить это в жизнь. Уверяю вас, сможет. Балерина должна уметь выражать сильные чувства, а в ее распоряжении только выражение лица и тело. Я помню, как Симона однажды сказала, что балет — это сочетание четырех видов искусства: танца, музыки, живописи и драмы — и что балерина должна знать все четыре, но проявлять выдающееся мастерство в двух — в танце и в драме. Симона придавала им равное значение. Думаю, здесь кроется ответ на ваш вопрос.
Я с удивлением посмотрела на него. Не ожидала я услышать подобные слова от человека, который провел всю жизнь убивая или ухаживая за дикими животными.
— Вы, безусловно, правы, мистер Монро, — задумчиво произнесла я. — Симона сможет сделать это. Вы хорошо знаете ее, не правда ли?
Он кивнул:
— Лучше, чем большинство людей. И пожалуйста, отбросьте «мистер». Меня зовут Брюс.
— Хорошо, Брюс. Я недавно обнаружила ваш портрет в библиотеке.
— Вместе с прочими бывшими мужьями? — Он улыбнулся. — Значит, ваше женское любопытство побудило вас осмотреть эти портреты? Я так и предполагал.
Я не была уверена, имел ли он в виду и обратную сторону картин тоже, но мне не было смысла отрицать, что я знаю о его прошлом браке с Симоной. Я кивнула.
— Наверное, вы удивляетесь, почему я остался в Кондор-Хаус, — продолжал он. — Все очень просто. Мысль о разводе в Рино принадлежала не мне. Я находился тогда в Кении. Когда она развелась с Грэм-Райсом, я сразу же, как только смог, приехал в Америку. Но к тому времени она уже вышла замуж за Сальвадо, затем были и другие. Всегда будут находиться другие, до тех пор пока она не утратит свою красоту. Этот день когда-нибудь придет, и я намерен быть тогда рядом. Вы еще молоды и, наверное, не сможете этого понять. Мне нравится быть рядом с ней. Бывают минуты симпатии, к тому же порой я могу защитить ее, хотя бы от себя самой.
