Татьяна Богатырева - Весенние соблазны
— Про тебя говорят то же самое.
— Гриска с два! Я всегда был разборчив, — он снова заводится при воспоминании о сцене на террасе. — Радость моя, я понимаю, что тебе нравится кружить головы, но будь добра, выбирай объект для своих чар тщательнее. Или сеньорите так хочется, чтобы братец увековечил это рандеву в очередной писульке?
Я — героиня скабрезного романчика?!
Эта мысль приводит в ужас.
— Ничего не было!
— У Риэна богатая фантазия.
— Но почему?! Он же знает, что я — твоя жена.
Он улыбается грустно и чуть устало, целует меня в висок.
— Потому же, почему ты с ним обнималась. Азарт и нежелание думать. Раньше мы частенько ухлестывали за одними и теми же девушками. Иногда на спор.
— Прости. Это было очень глупо. И… мне стыдно, правда. Ну, не злись. Пожалуйста!
Снова вздыхает:
— Я не злюсь. Не на тебя.
— Не будешь устраивать сцену ревности и крушить мебель?
Теплая улыбка. Настоящая. Больше всего я люблю его таким — открытым, близким, чуть уязвимым. Моим!
— Как в дешевой пьеске? Нет, пожалуй, воздержусь.
Поцелуй в уголок губ. И еще один — чуть выше, чтобы стереть суровую складку меж его бровей.
— Как я могу заслужить прощение?
Элвин ухмыляется. В его глазах снова пляшут лукавые искорки, которые мне так нравятся.
— «Служить за прощение»— это к святошам. Мое дело — грешить и сбивать с пути истинного честных квартерианок.
— О, вы жестоки, мой лорд, — подхватываю я предложенный тон. — Никакой епитимьи? Никакой надежды на искупление? Я-то надеялась: вы накажете меня, избавив тем самым от чувства вины и мук совести.
В глазах моего мужчины загорается опасный огонек.
— Наказааать, — тянет он предвкушающим тоном, пока его палец очерчивает контур моих губ. — Мммм, какая замечательная идея, сеньорита.
Мне внезапно становится жарко.
— Я не это имела в ви…
— Раздевайся! — приказ в голосе, как щелчок кнута.
Делаю шаг назад и замираю. Возбуждение накатывает откуда-то снизу живота, расходится по телу, заставляя вздыбиться каждый волосок на теле.
Пауза все тянется и тянется. Воздух вокруг, кажется, нагрелся. Я отступаю еще на шаг, к самой стене. Подчиниться? Спорить?
— А если «нет»? — в моем голосе звучит вызов. — Что тогда?
— Увидишь.
И снова напряженная, заполненная ожиданием тишина. Я понимаю, что хочу увидеть все, что обещает мне этот тон и этот взгляд.
— Тогда нет!
Он настигает меня уже на лестнице. Короткая безнадежная борьба. Я сопротивляюсь почти по-настоящему. Элвин перекидывает меня через плечо и несет в спальню, чтобы швырнуть на кровать.
Руки клещами перехватывают запястья, нога вторгается меж коленей.
Долгий, безмерно долгий возбуждающий поцелуй. Я отвечаю жадно и распутно, выгибаюсь, распятая в его руках, трусь о него всем телом, как кошка. Он отстраняется, нависает надо мной, словно раздумывая, что сделать дальше.
— И это все, что я должна была увидеть? — насмешливо спрашиваю я.
Дразнить его увлекательно и немного страшно.
— Это только начало.
Он сводит мои запястья, легко удерживая их вместе одной рукой. Ощущаю кожей неприятный холод металла — этого плена не вырваться.
Тихий шелест покидающего ножны кинжала.
Я смотрю снизу вверх, тяжело дыша. Возбуждение мешается с испугом. Он не причинит мне вреда, но до этого в наших играх не было места заточенной стали.
Лезвие обрезает шнур, удерживающий полог, и занавес падает, отделяя нас от прочего мира. Элвин наваливается сверху, тянет меня за руку, чтобы привязать к столбику. Я шиплю, царапаюсь и отбиваюсь уже всерьез, прекрасно сознавая бессмысленность подобной борьбы.
Это знание мешается с вожделением. Я жду, я почти жажду, чтобы он сломил мое сопротивление. Потому что иногда мне нравится чувствовать себя беспомощной и покорной.
Осознание его власти пьянит сильнее любого вина.
— Так-то лучше.
Мои запястья примотаны к столбикам кровати. Мы оба тяжело дышим, на его щеке алеет свежая царапина. Я не хотела!
Он почти касается губами моих губ, я тянусь навстречу, впиваюсь в его рот, пускаю в ход зубы. Снова поцелуй, жадный, но короткий. Элвин отстраняется. Руки медленно, по-хозяйски гладят меня сквозь одежду, и я изгибаюсь, подчиняясь этой ласке. Хочу ощутить его прикосновения обнаженной кожей.
— Ты такая злючка. Может, оставить тебя здесь, чтобы подумала о своем поведении?
Смотрю на него в притворном гневе.
— Развяжи меня!
— Как можно? Мы же только начали.
— И как ты меня разденешь?
— О, это совсем не сложно.
В поле зрения снова появляется лезвие. Слышу треск ткани, холодная сталь плашмя касается кожи, и уже ничто не стесняет дыхания. Секундное сожаление по поводу испорченного платья.
— Я любила этот роб!
Его глаза смеются:
— Видишь, как вредно со мной спорить.
От одежды остались одни лохмотья. Он вынимает шпильки из волос, зарывается лицом в распущенную гриву, пропускает прядь меж пальцев, гладит шею, касается ошейника. Затем медленно разводит мои ноги, проходится, поглаживая, горячими пальцами по внутренней стороне бедра и скатывает сначала один, потом второй чулок. Я нага и беспомощна, руки раскинуты в стороны — не закрыться от жадных взглядов. Кожа горит от возбуждения. Прикрываю глаза и тяжело дышу. Предвкушение едва ли не слаще того, что последует дальше. Я знаю, что он сейчас сделает. Или нет? Тело жаждет прикосновений, хочу, мечтаю ощутить его внутри, хочу его губ, его горячих рук…
Открываю глаза, чтобы взглянуть в расширенные зрачки. Элвин нависает сверху и тоже тяжело дышит. Наше дыхание смешивается.
— Возьми меня! Пожалуйста.
— Подожди.
Я смотрю как он раздевается, как подчеркнуто медленно, не отводя от меня взгляда, натягивает на протез перчатку. Это неповторимое, невероятное ощущение, когда знаешь, что сейчас тебя возьмет любимый мужчина. Это ожидание, возбуждение почти на грани терпимого.
А потом его губы и руки начинают странствие по моему телу. Он нежен и не торопится. Элвин не любит торопиться. Его неспешность всегда бросает вызов моему нетерпению. Будь мои руки свободны, я бы знала, как заставить его забыть обо всем. Но сейчас я могу только стонать в ответ.
Пальцы поглаживают грудь, легко, едва ощутимо, как крылья бабочки, касаются напряженных сосков. У меня вырывается хриплый крик:
— Сильнее!
Но он только усмехается и продолжает неспешную нежную пытку. Правая рука ныряет меж бедер, я вскрикиваю, ощущая вторжение.
