Александр Щёголев - Искусство кончать молча
— Что за мирянин парится в «ожидалке»? — спросил Виктор.
— Коррупционеры доставили, их «слухач».
— Давно привязан?
— Часа ещё нет.
Так-так, подумал Виктор, коррупционный отдел кого-то доставил. Кого? Очевидно, водилу, который помогал Храповскому. Подозреваемый и одновременно свидетель по делу о взятке. Если, конечно, у Дырова насчёт задержания верные сведения… Почему они оставили столь ценного «слухача» в коридоре — ясно: пусть тот психует да паникует. В таких случаях, бывает, мимо фигурантов даже пускают оперов, ведущих меж собой профессиональные разговоры — про местный подвал, в котором уборщицы то блюют, то падают в обморок, про асфальтовый каток во дворе Управления, про переполненное тайное кладбище в Таврическом парке… Короче, не суть. Главное — всерьёз «колоть» мужика пока не начали.
Что-то толкнуло Неживого: ещё один шанс!
Удача сегодня явно благоволила ему.
Конечно, это дело требовалось додумать, дожать, но… Влить сукам хорошего слабительного — нельзя было упускать такую возможность.
— Панцири-то сами где?
— У себя. Чаёк пьют.
Дежурный, вспомнив, отхлебнул свой кофе.
— К клиенту хоть иногда спускаются?
— Да похер мне. «Правдивый» обходы делает.
«Правдивым» назывался ответственный по режиму, цирик из ИТУ, чья комнатушка была рядом с дежурной частью.
— Кстати, насчёт чая… На пару слов? — предложил Неживой, кивнув в сторону.
Два майора отошли — как раз к тумбочке, затянутой в красную парчу. На тумбочке стоял гипсовый бюст Брежнева — реликвия, памятник развитого феодализма. Внутри, как водится, бюст был полым, и вот именно под ним охранники традиционно прятали спиртное.
— Одолжи, — распорядился Неживой, возложив ладонь на гипсовые брови.
Майор только фыркнул.
— Позарез надо. Утром куплю две водки, тебе лично.
— Там всего полбутылки осталось.
— Сойдет.
— Ну я же тут не один.
— Ты тут старший.
— Виктор Антоныч, не могу.
Неживой приподнял бюст и посмотрел на то, что там стояло.
— Это последнее?
— Точно так.
— Свистишь. По оперативным сведениям, с утра был целый ящик самогона.
— Так, это… растащили.
— А себе вы разве не заначили?
— Заначили. Кончилось.
— Придуриваешься, пехота.
— Правда, нету.
— Уроды, — свирепо сказал он. — Мусора. Сброд, обсоски, накипь. Как разговариваете с офицером РУОПа?!! Дрянь, окурки, слякоть, труха…
Дежурный был серого цвета, как и его форма, однако смолчал.
— …Ты — жертва инцеста. Твой папаша трахнул твою мать в задницу, и ты появился оттуда…
— Вы не правы, товарищ старший оперуполномоченный, — сказал майор и с демонстративным спокойствием сделал глоток из своей чашки. Громкий такой глоток.
— Да ты… — сотряс Неживой воздух. — Да таких…
Он не выдержал — нажал на кнопку, которую, оказывается, давно терзал пальцами в кармане. Само как-то получилось, без участия разума.
И пошел прочь из дежурки, размышляя о чем-то страшном, что и словами не выразишь, и мысли эти оседали серой пылью на лицах присутствующих…
Собеседник поперхнулся, выплеснув всё изо рта.
Выронил чашку. Схватился за горло. Перегнулся в поясе, странно мыча. Опрокинулся на спину, сбив тумбочку с бюстом. Оглушительно разбилась бутылка, самогон разлился по полу…
Повезло ему, этому служаке. В последний миг, уже замыкая контакт, Неживой передумал убивать. Дрогнула душа стрелка, дрогнул палец… а ведь мог быть паралич дыхательного центра — запросто. Однако дело ограничилось кратковременным спазмом гортани.
Сержант, бывший хирургический медбрат, сориентировался мгновенно, — бросился к синеющему начальнику оказывать первую помощь.
За спиной старшего оперуполномоченного остались суета, беготня и крики.
* * *Возле проходной его догнал опер Батонов.
— Виктор, я видел, что с вами была какая-то женщина… — начал коллега с присущим ему простодушием.
— Чего орешь, Батонов?
— Я Баженов.
— Это не женщина, а агент. Только, бля, соберешься с агентом поработать, как сразу, бля, орут на все Управление.
Тот попятился.
— Встреча с агентом? Непосредственно в Управлении?!
Андрей Дыров ждал перед турникетом, готовясь покинуть здание.
— Витюша, не пугай детей, — позвал он.
— У меня нет детей.
— Драматург Чехов сказал: «Если на сцене висит ружье, оно обязательно должно выстрелить». А мы с тобой давай знаешь как скажем? «Если в кадре появляется женщина, она обязательно должна раздеться». Намёк понятен? Я говорю про твоего «агента», который там наверху нервничает, высовывает нос в коридор.
— Ты театрал, тебе виднее, — проворчал Неживой.
— Слушай, берсерк! Опять врежешь кому-нибудь, а мне потом людям расписывать, что ты ловил муху.
— Стой, Марлен, не уходи, есть дело… — остановил Виктор Батонова. — Да понял, Андрюха, всё под контролем. Насчет ружья мне понравилось. Береги свою пушку, чтоб не намокла раньше времени, на улице гроза.
— Оружие у меня в сейфе, — напрягся Дыров.
— Пушку, которая у тебя между ног, — терпеливо пояснили ему, непонятливому.
— До чего ж ты пошлый, Витя, — расстроился Дыров. — Ужас.
— Как твой Чехов. Привет передавай, когда увидитесь.
— Ещё и плоско шутишь.
— А полковнику Конде понравилось.
— Да уж, насмешил ты его до смерти…
Насчёт оружия, кстати, Андрей наврал. Табельный ствол он обычно носил с собой, особенно по вечерам, компенсируя тонкость натуры и здоровую трусоватость.
Вечер продолжался. Театрал Дыров отправился в дождь, а берсерк Неживой неотрывно смотрел приятелю в спину.
Искушение нажать на кнопку было таким сильным, что в глазах темнело… как же я вас всех ненавижу…
Он опомнился. Майору Лобку, кажется, был нужен барашек для шашлыка? Не будем портить мясо.
Если честно, сдержал себя с трудом.
— Андрюша, я ведь хороший человек? — послал Неживой вдогон.
Тот, не оглядываясь, вскинул руку и щёлкнул пальцами:
— Эталон. Идеал. Классический образчик.
Историческая справка
И правда, не будь Виктор эталонным человеком, разве пришёл бы ему в голову тот замечательный способ, каким он вывел из игры полковника Конду.
Речь не о кнопке с чехлом, а о том, что было днём.
Сегодня, 20 сентября, Главк праздновал годовщину учреждения Министерства внутренних дел Российской империи, случившегося в 1802 году. Торжественное совещание, посвящённое этому событию, состоялось в Актовом зале, что на седьмом этаже Большого дома. Седьмой этаж — это уже «соседи», проход для ментов только по пропускам. На центральной лестнице стояла очередь, чтобы попасть в холл (вход — между двумя тумбами, за которыми два цирика проверяли пропуска). Старшие чины — вне очереди. Но Конда не злоупотреблял своим положением, проявлял демократизм, стоя вместе со всеми. Неживой пристроился за ним; тот лишь гадливо скривился, когда заметил.
