Артем Чуприн - Линия жизни (сборник)
На следующий день приехали в больницу, нашли нужного врача, затем и малыша. Уже через пару подписанных бумаг и разговоров с глазу на глаз с начальством, ребенок был наш.
Как сейчас помню: мы считали себя самой счастливой парой на свете…
А после этого случая у нашего пса-героя наконец-таки появилось имя – Отчим. Да, да! Именно Отчим.
Подходит, не правда ли?
* * *Два человека сидели за деревянным столом на веранде. Они напряженно молчали, прислушиваясь к тихим голосам внутри себя. Снаружи шел проливной дождь, шумно барабаня по металлической крыше, выстукивая протяжную дробь. В темном небе сверкнула молния, и спустя пару мгновений раздался гром. Окна ветхих рам задрожали и вот-вот грозились вывалиться на деревянный пол. Молодой человек, лет двадцати, сидел напротив женщины и влажными глазами смотрел на то, как грозная туча, гонимая нещадным ветром, принимала причудливые формы. Женщина глядела на крепкого юношу и слегка улыбалась, время от времени поглаживая морщинистые руки. Так в тишине они провели некоторое время, не решаясь спросить друг друга о том, что чувствует каждый из них.
Когда мысли вновь вернулись в свою привычную колею, женщина сказала:
– Такие вот дела, сынок, – она высморкалась в белый платок, сложила его вчетверо и убрала в карман, – прости, что не сказали тебе раньше. Я вообще не хотела тебе этого рассказывать, правда не всегда полезна, но муж перед смертью попросил меня рассказать тебе все.
Белокурый юноша продолжал смотреть в сторону и молчать и это больше всего угнетало женщину – она не знала, как он отреагирует на то, что они с покойным мужем его усыновили, как отнесется к тому, что он не их настоящий ребенок. Она вообще не хотела этого разговора, рассчитывая унести правду с собой в могилу, но трагическая смерть мужа спутала все карты.
– Ты для меня родной, Андрей. И для папы всегда был родным и любил он тебя, как своего. Понимаешь? – голос женщины слегка дрожал, но она всеми силами пыталась сдержать эмоции, лишь иногда вытирая глаза.
– Понимаю, мам, – наконец-таки подал голос Андрей. – Просто это так неожиданно.
– Знаю, сынок, знаю, – сказала женщина, ласково гладя сына по голове. – Ты ведь не разлюбишь меня? И отца…
Юноша возмутился:
– Да как я могу, матушка?
– Тише, тише, мальчик мой, это я так.… Не подумала…
Так и просидели они, нежно обняв друг друга, еще некоторое время. Такие чужие и одновременно такие родные…
– Я хочу сходить на их могилы. Поблагодарить, – сказал сын.
– Давай я тобой?
– Нет, пожалуйста, я сам.
Две могилы располагались прямо за фермой.
Дождь уже практически прекратился. Теперь только редкие капли дождя, случайно оторвавшиеся от основной группы, разбивались о землю. На улице свежо, все дышит, все оживает, наполняется живительной влагой, все обретает силу.
Красота.
Угрюмые тучи сменяются белыми жизнерадостными облаками, а на горизонте у темно-зеленой кромки дальнего леса проскальзывают робкие лучи небесного светила, которое готовиться ненадолго покинуть наш мир.
Юноша с цветами в руках, которые он сорвал по пути, стоял напротив двух аккуратных могил. Первая была его, хоть и не родного, но все же любящего и заботливого отца. Юноша одними губами прошептал слова благодарности и поклонился.
Вторая могила принадлежала их псу. На небольшой плите было написано всего две строчки: «Любимому псу Отчиму. За дружбу, верность и сына».
Юноша молча стоял и не мог сдержать слез, которые селеными ручейками стекали по его щекам…
Я, как Герасим, на все согласен!
Ночь темным покрывалом укутало спящее поместье. Только яркая луна была царицей черного неба. Холодный, могильный ветер подул откуда-то с юга, принося неизвестному путнику ощущения тревоги. Он монотонно брел через труднопроходимый лес, который таил в себе множество опасностей. Почти за каждым кустом раздавались тихие, но от того не менее пугающие, звуки. Тяжелые и громоздкие сапоги путника уныло хлюпали по грязи, иногда покорно утопая в ней, после недавнего дождя. На плече незнакомца висел мешок, и, судя по его раздутой форме, внутри что-то было.… И оно, шевелясь, время от времени, явственно давало понять, что живо.
Белолицую луну бессовестно заволокли тучи. На густой лес огромными кусками навалилась обнаглевшая тьма, отчего идти дальше путнику не представлялось возможным. Он остановился. В голову начали прокрадываться неизвестные до сего момента желания. Захотелось пить. Нет, не просто воды, а сочной с привкусом металла человеческой крови!
Путника передернуло. Внутри все горело от адского желания. Он чувствовал, как второе «я» пытается взять вверх над его разумом! Клыки верхней челюсти начали расти, неумолимо прося свежей пищи.
Путник упал на колени, выронив мешок. Ему повезло, горловина мешка была завязана куском бечёвки, поэтому содержимое осталось внутри.
Незнакомец, полностью упав на землю, забился в конвульсиях. Глаза налились кровью. Еще пара мгновений и неизвестное существо, которое сидит внутри путника, высвободится наружу!
Черные тучи, наконец, отпустили луну, и ночное светило, почувствовав прилив сил, засеяло вдвойне ярче.
Неведомое чудище ослабило хватку. Острые, как бритва, клыки стали нормальных размеров – человеческих. Встав с земли и придя в себя после приступа, путник, подобрав мешок, двинулся дальше, под тихий шелест крон деревьев…
– Гера-а-а-а-си-и-и-м, – прошипел кто-то сзади.
Путник остановился, вслушиваясь в окружающий его лес. На лице читалась невозмутимость с некоторыми чертами озадаченности. Он думал о том, как бы только не сойти с ума, а то не хватало ему такого занимательного бонуса. Оглянувшись, путник, названный неизвестным Герасимом, не увидел, ровным счетом, ничего. Двинулся дальше.
Через несколько шагом неизвестный звук повторился, причем значительно явственней. И злее…
– Герасим, отпусти меня.
Голосок был совсем тоненький, как у ребенка. Только сейчас Герасим понял, что звук раздается из мешка…
Поставив его на землю, путник не сразу решился открывать горловину. В мешке находился дворовый пес. Которого приказала утопить его хозяйка и вот он, собственно, и нес его на казнь.
– Пожалуйста! – завыли в мешке.
Путник решился. Вытащив из-за пазухи нож, Герасим одним движением разрезал веревку, стягивающую горловину мешка. Из-под оставшихся тряпок на белый свет выскочил маленький комок шерсти – пес.
– Какой ты дурак, Герасим! Немой, старый дурак! – разошёлся хохотом мохнатый комок.
Путник не мог поверить своим глазам. Му-му говорит?! Что за бред?! Мимо диска луны пронеслась небольшая тучка, и Герасим ощутил в голове слегка заметную пульсацию.