Джой Хилл - Королева вампиров
— Сними остальную одежду, Джейкоб.
Он неловко обернулся и увидел, как она мелькнула, потом исчезла, как туман, с той невероятной скоростью, с какой двигаются вампиры. Его взгляд перешел на потолок — Джейкоб знал, что притяжение земли для них ничто, но не нашел места, где она могла бы закрепиться.
— Одежду долой. Ляг поперек кровати, ступни на полу, руки вытяни вверх над головой, насколько сможешь. Если мне придется повторять, я сделаю это сама и сокрушу твое мужское эго.
Чувственная ласка ее голоса исходила из нескольких точек одновременно, сбивая с толку.
— Хуже того, я привяжу тебя и оставлю так на несколько дней, пока ты не осознаешь, что на деле означает — принадлежать мне. Ты еще пожалеешь.
Джейкоб приподнял губу в оскале.
— Флаг вам в руки, моя леди.
Он не мог сказать, зачем принял ее вызов. Может быть, просто не хотел легко сдаваться. Может, это сработала интуиция и нежелание быть под контролем.
Он не видел, как она приближалась. Его бросило на колени, а рубаха сорвалась с плеч. Когда он обернулся, рубаха летела на пол. От движений вновь исчезнувшей Лиссы мигали свечи.
Перекатившись и припав к полу, Джейкоб не стал снимать джинсы. Они создавали тактическое неудобство, будучи расстегнуты и сползая низко на бедра, но за то время, что он поднял бы руку, чтобы снять их, Лисса могла напасть. Он ждал этого ощущения надвигающейся воздушной волны. Предположив, откуда она может появиться на этот раз, он уклонился, развернулся назад и схватил, пытаясь удержать ее за полу халата и швырнуть себе под ноги.
Предугадав молниеносное движение ее руки, он попятился и ушел от ее захвата, а сам схватил ее запястье движением, которому она легко могла противостоять, сломав ему руку. Но он был уверен, что увечье не было целью этого поединка. Он понимал, что она хочет ему что-то доказать, и был так же решительно настроен донести ей свое послание.
Он будет ее слугой, но не домашней скотиной. По крайней мере, так говорила ему гордость, заглушая голос сердца, который подсказывал, что у его сопротивления могут быть и более темные причины.
Она замерла в неустойчивой позиции, он держал ее изящное предплечье мертвой хваткой, она уставилась ему в лицо с расстояния в два фута, нога между его коленей. Он стянул халат у нее с плеча, обнажив правую грудь. И хотя удовольствие от созерцания этой молочно-белой округлости заставило его тело среагировать, его вдруг охватил стыд. Зная, насколько она сильнее, он ослабил хватку, ощутив хрупкие женские косточки. Другой рукой надвинул атлас обратно на плечо, словно невзначай проведя пальцами по ключице.
Она выпрямилась, отодвигаясь. Глаза сузились.
— Ты сражался с вампирами раньше.
— Да, миледи.
— В лимузине у тебя было оружие. Разное. Я что-то не припомню, чтобы Томас был искусен в обращении с оружием. Я даже боялась за его пальцы, когда он брал кухонные ножи.
— Он рассказывал мне о ваших врагах, о нашем мире. Мой брат — охотник на вампиров. Он учил меня, как с ними бороться. Но я ушел. Томас чувствовал, что есть причина, по которой я заслуживаю стать вашим слугой, в отличие от него. Это его слова, миледи, не мои, — быстро добавил он, видя ее реакцию. — Мы с братом… наши пути разошлись довольно давно. Я бы не стал о нем говорить.
Он не хотел думать о Гидеоне, которого хватил бы удар, если бы он знал, что делает младший брат.
— Ты не сказал мне, что твой брат — убийца вампиров, и ты с ним работал, а теперь оказывается, что ты скрываешь что-то еще?! А ведь я могу сломать тебе дыхательное горло быстрее, чем ты моргнешь!
— Убить меня — это ваш выбор, миледи. А что я расскажу о своей жизни — мое дело.
Она произнесла японское ругательство, кажется, сравнив его с дождевым червем, если он правильно понял. То, что он бегло говорил на многих языках, было той частью его резюме, о котором он не успел ее уведомить, но в данный момент этого и не следовало делать. Лисса отступила еще на несколько шагов с безжалостным и жестким выражением лица.
— Существенное упущение, и для тебя, и для Томаса.
Теперь он был рад команде молчать, пока не позволят говорить. Тем не менее он мобилизовался, готовясь к неприятным вопросам. Однако после нескольких напряженных секунд, выдержав паузу, она вдруг сказала:
— Глупо проявлять рыцарство, когда имеешь дело с самкой вампира.
— Я никогда не подниму на вас руку, миледи. Если вы скажете, что у меня есть выбор — быть привязанным к этой кровати или ударить вас, я подчинюсь. Нет никакого выбора.
— Так просто не получится. Можешь пойти и лечь на кровать. Или уйти и никогда больше не возвращаться.
На этих словах она вновь исчезла из его поля зрения, а ее голос, звучавший со всех сторон, заполнил комнату.
— Если бы я велела тебе лечь на кровать, победив тебя в этой игре или позволив тебе проявить великодушие, ты бы нашел в этом нечто утешительное. Труднее сделать это по собственной воле, не ведая при этом, что тебя ожидает. Но ты найдешь гораздо больше удовольствия в муках, если пойдешь на них добровольно, а не после борьбы.
Ему показалось, что она пытается преподать ему некий урок. Если она увидит его покорность, доставит ли это удовольствие?
Джейкоб принял решение. Прислонившись поясницей к изножью кровати, чтобы сохранять равновесие, снял один ботинок, затем другой. Зная, что Лисса наблюдает за ним, находясь где-то неподалеку, он понимал, что искать ее бесполезно. Сняв джинсы, подобрал с пола рубаху и повесил одежду на ручку кресла, а ботинки поставил перед ним.
Он постоял, совершенно голый, несколько напряженных секунд обдумывая свое следующее движение. Интересно, о чем думает она. Член у него был пульсирующим и огромным. Он надеялся, что ей приятно на него смотреть. Ему казалось, что жизнь в цирке помогла ему избавиться от стеснительности, но сейчас он обнаружил, что это не так.
— Ты уверен, что сможешь сохранить мне преданность в течение трех столетий, сэр Бродяга?
— Столько, сколько я буду вам нужен.
— Но ведь ты мне не до конца покорен. Томас сказал тебе клятву, какую дают вампирам моего положения?
— Присягаю вам, госпожа. Проявляя беззаветную верность, готов охранять ваше благополучие даже в ущерб своему, а также узам семьи или дружбы. Клянусь вам в том, отдавая свою кровь, а если я лгу или когда-либо нарушу клятву, да будет проклята моя жизнь и да погибнет вовеки моя душа.
В комнате воцарилась тишина.
— Томас заставил тебя принять обет, — сказала она наконец.
— Это был последний этап обучения. Я отстоял в часовне монастыря три дня и три ночи, прежде чем он пролил мою кровь, чтобы освятить сказанное.
