Ирина Ангара - Мертвые тоже хотят жить (СИ)
Мда уж, а как бы я себя повела сама в такой же ситуации? Голос из воздуха, похороны, трупы.
Господи!
Поежившись, обхватила себя руками и облокотилась на спинку стула.
— Мариш?
Рассказать или нет? Хотя даже не так. Сейчас или потом? Если сейчас, он же наверняка побежит бить морду лица мужу, а там все сливки города, как сказала Юлька, наверняка начальник полиции там же. И несколько суток за хулиганство брату обеспечено. Значит потом?
Господи, как все сложно!
— Ты не помнишь? — вилка звякнула и умастилась на тарелке.
— Помню, — грустно вздохнув, вспомнила свои последние часы жизни. По коже пробежал мороз, и я почувствовала боль разрывающейся кожи, вкус крови и соли, холодную вязкость грязи.
— Мариш? Нужно его поймать! Ты понимаешь это? Скажи кто, опиши его, и я его найду, засужу, сгною в тюрьме. Мелкая? Не молчи.
Не молчать?
Я не хотела подставлять брата. Знала, если он сказал, то обязательно сделает, но сможет ли он сдержаться сейчас и не поехать на поминки? И не подставиться?
— Мариш? Помнишь Пашку Терехова? Он в прокуратуре неплохо устроился. Он уже звонил, спрашивал, чем помочь и нужно ли где надавить.
— Макс, я вначале хотела бы сама. У меня кое-что получается, и я хотела бы сама.
— Я его знаю?
Горько усмехнувшись, кивнула.
Брат всегда был умным и умел делать правильные выводы из моих оговорок и умалчиваний. Мой любимый старший братец.
Разглядывая осунувшееся родное лицо, всхлипнула и вытерла набежавшие слезы, а потом тихо прошептала:
— Да.
— Значит «да», — утвердительно протянув, скрипнул зубами и обманчиво ласково поинтересовался, — Маришечка? Кто это?
— Максик? Пообещай, что ты не сделаешь глупости и все обдумаешь, я не хочу потерять тебя насовсем.
— Мариш?
— Макс! — я была непреклонна, я действительно опасалась за жизнь брата. Судя по всему, бывший пойдет на все, чтобы остаться в стороне и не попасться, даже на еще одно убийство. Ведь как оказалось, это так просто уничтожить того, кому совсем недавно клялись в любви и верности. В болезни и здравии. Кого носили на руках и задаривали подарками и вниманием. Так просто.
— Кто это?
— Макс? Обещай!
— Хорошо! — он закрыл глаза и сжал кулаки, — Я не буду делать глупостей! Так кто это? Твой муженек?
— Максик…
Вот! Я оказалась права, слишком хорошо меня знает!
— Я прав?!
— Ты обещал…
— Знаю. Значит прав, — констатировав факт, он поднялся и открыл дверцу бара, схватив пузатую бутылку коньяка, плеснул несколько капель в бокал и резко выпил, — Рассказывай.
И я рассказала. Пытаясь абстрагироваться от смерти, говорила сухо, лишь факты, коих оказалось очень мало. Обвинил, избил, привез, убил. Все. Лишь четыре глагола, они совершенно не описывали мое состояние, мою боль, мою смерть.
— Я видел протокол вскрытия, — брат снова сел напротив и задумчиво рассматривал янтарные блики в бокале.
— Значит, все знаешь.
— Нет, не все! Зачем? Я не понимаю? Что за бред с обследованием?
— А я знаю, Макс? — я вскочила и всплеснула руками, — Я ничего не знаю! Я не понимаю! Ведь было все хорошо! Все! Понимаешь? А потом…
Зажмурившись, часто заморгала, прогоняя слезы.
— А он изображает страдание! Представляешь? Страдает! Поминки вон заказал. Шлюху какую-то вчера домой привел! Страдалец! Но зато я на них люстру опрокинула, сама еще не поняла как, но смотрелось потрясающе.
Брат, скрипнув зубами, с отвращением отодвинул полупустой бокал.
— Макс? Не вздумай сейчас туда ехать. Ты обещал.
— Помню. В чем он был в тот день?
— Ты что задумал?
— Я обещал не ехать сегодня и не портить мужику праздник, но я не обещал не засадить эту мразь.
— Максик, я хочу сама отомстить. Понимаешь? Я же осталась здесь для чего-то. Дай мне неделю, ну или две? Хорошо?
Потерев ладонями лицо, глухо произнес:
— Может быть поздно.
— Нет, Макс! Он сам приползет писать заявление в полицию, или в психдиспанцер на обследование. Ну же?
— И что ты будешь делать? Расскажешь ему, какой он плохой? Или опять попытаешься люстру уронить?
— Ну, нет, наверное, — задумавшись, отмахнулась, — Да какая разница! Я придумаю, обязательно.
— Не знаю, — брат потеряно качнул головой, — Что-то мне кажется, это мне нужно идти обследоваться.
— Не выдумывай! И вообще ешь, у тебя все остыло.
Братишка вздохнул и тоскливо посмотрел на холодные пельмени и нервно дернулся, когда звенящую тишину квартиры разорвала трель телефона. Несколько секунд думая, брать или нет трубку, пояснил:
— Пашка.
А потом и взял:
— Да? Привет, Пах. Нет, — брат посмотрел в мою сторону, — Один. Внизу?
Удивленно приподняв брови, со вздохом разрешил:
— Поднимайся.
Скинув вызов, бросил телефон на стол и взъерошил пятерней волосы.
— Ты не против?
— Нет, — пожав плечами, по привычке пошла в коридор, встречать гостя, а потом, вспомнив, остановилась и обернулась, — Меня тут нет и не было. Ты ведь понимаешь? Ничего не было!
— Ну еще бы, конечно не было, — братец грустно усмехнулся, — Если начну что рассказывать, Паха первый позвонит ноль три.
Да, этот мог. Рыжий, большой, мягкий как плюшевый мишка, он улыбался всегда и везде, даже на суде, зачитывая приговоры, он смотрел на подсудимых ласковыми глазами и мягко улыбался. Талант. Вот точно с такой же доброй улыбкой Пашенька вызовет санитаров и даже поможет им в упаковке больного. Возможно, он был неплохим другом, но эта его мягкая улыбочка лично меня всегда выводила из себя. Хотелось все делать наперекор, и я делала. По крайней мере раньше, пока достаточно не подросла и не стала ее просто игнорировать, так же улыбаясь в ответ.
— Макс? Я наверно пойду, погуляю, воздухом подышу?
— Чтоб в десять была… — брат осекся и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза, а потом со всей силы саданул кулаком стену напротив.
— Буду, Максик, буду. Обязательно, — не став успокаивать и не дожидаясь звонка в дверь уже находящегося на площадке гостя, рванула сквозь стены наружу, а потом вниз, перепрыгивая через ступени пролет за пролетом, пока не очутилась снаружи.
Я запретила брату поездку на поминки в клуб, но сама думала об этом уже последние минут двадцать. Хотелось посмотреть на «страдающего» мужа, а еще больше хотелось помочь ему пострадать. Как именно? Не знаю, еще не придумала как, но в этом ли суть? Главное начать, по мелочи, неприятность там, оплошность тут, и вот он уже обоими ногами будет стоять на черной полосе. А я помогу, подтолкну, направлю. Осталось только попасть в клуб.
