Яков Шехтер - Астроном
– Я… собственно, – забормотал он, – не имел в виду и вообще….
– Берите, берите, – сказала бабуля. – Вы такие славные мальчики. Напоминаете мне сына. Если бы он дожил до ваших лет, тоже бы стоял где-нибудь в карауле и пил пустой кофе.
Мотя покраснел. Сам того не подозревая, он приотворил дверь в затаенную комнату боли, выпустив на свободу демона воспоминаний.
– Я взяла в библиотеке ваши книги, – Полина Абрамовна остановилась напротив меня и внимательно рассматривала, словно диковинную птицу. – Кое-что прочла, почти все просмотрела. Вы хорошо пишете.
– Спасибо.
– Но кое-что я обязана вам сказать.
В голосе бабули прорезались учительские нотки. Она, видимо, снова почувствовал себя учительницей, разбирающей сочинение подающего надежды ученика.
– В ваших рассказах и повестях всегда присутствует второй план. Впрочем, я даже затрудняюсь назвать его вторым. Он настолько торчит из-под первого, что иногда мешает основному повествованию. Как технический прием это вполне допустимо. Плохо другое: чтобы понять этот план, нужно обладать запасом знаний не доступным обыкновенному читателю.
– Да, – многозначительно молвил Моти, – он не прост. Над текстами нашего уважаемого друга необходимо работать. Работать! – Моти поднял вверх указательный палец и покачал им, словно угрожая нерадивым читателям.
– Я с вами не согласна, – сказала бабуля. – Всевышний приказал нам трудиться над священными текстами. Но ни в Пятикнижии, и ни в одной из книг пророков, не сказано, что я должна тратить время и силы, разгадывая намеки нашего уважаемого друга.
Я молчал. Моти войдя в роль моего секретаря или литагента завел с Полиной Абрамовной оживленную беседу о творчестве «нашего уважаемого друга». Удивительным в ней было то, что Моти с грехом пополам одолевший пару рассказов, вел себя так, будто знал наизусть все, вышедшее из-под моего принтера.
– Так что же вы нам посоветуете? – спросил он минут через десять.
Его «нам» умиляло.
– Я понимаю, – сказала бабуля, – что сегодня модно начинять произведения всякого рода аллюзиями и реминисценциями. Но всему есть предел. Нужно стремиться не усложнять сочинение, а упрощать. Всегда помнить о кажущейся простоте пушкинской «Метели» или о коллизии лесковского «Тупейного художника». Если бы современные авторы удерживали перед мысленным взором классические тексты, это бы очень обогатило их произведения.
– Но ведь Пушкин писал почти сто пятьдесят лет тому назад, – возразил Моти. – С тех пор все переменилось. Эпоха, дыхание, ритмы. Да и кроме русской, существуют другие, не менее богатые литературы. И в каждой своя традиция.
– Да, – кротко согласилась Полина Абрамовна. – Конечно, существуют. Я, например, очень люблю Маркеса и Пинчона. Вот вы и попробуйте написать так, чтобы первый план был подобен пушкинскому, а второй нагружен, как у Пинчона. Но не навязчиво, аккуратно. Если читатель не заметит второго слоя, он должен полностью удовлетвориться первым. И тогда тот, кто заметит дополнительный смысл, почувствует себя кладоискателем, обнаружившем клад в собственном огороде. Если же хотите прослыть оригинальным, то попробуйте построить книгу так, чтобы каждая глава соответствовала одному из свойств человеческого характера. Десять глав – десять свойств: гнев, зависть, предательство, любовь, щедрость.
– Хорошо, – важно произнес Моти, – ваш социальный заказ принят.
– Ну, – возразила Полина Абрамовна, – это не нам решать. Ваш уважаемый друг все время молчит. Наверное, он не согласен.
Пришла моя очередь вступать в разговор. Но продолжать его в таком тоне у меня не было ни малейшего желания. Поэтому я произнес несколько забавных фраз, обратив все в шутку. Полина Абрамовна улыбнулась, и пошла на молитву.
Выяснять отношения с Мотей я не собирался. Не успели стихнуть бабулины шаги, как он сообразил, куда завела его актерская жилка. Повернувшись лицом к входу, Моти вдруг принялся яростно проверять свою винтовку. Обнаружив мнимую неисправность, он быстро разобрал М13, аккуратно сложив составляющие части на пол у стены и начал заботливо протирать. В первый раз за совместно прожитые две недели я обнаружил в нем столь трепетное отношение к оружию.
На Моти я не обижался. Подобно ему, в каждой новой встрече я пытаюсь выстроить разные отношения. С Моти мне было приятно валять дурака, предоставив своему напарнику роль доморощенного философа-всезнайки. Разница между нами состояла в том, что артистическая натура Моти заставляла его менять маски со скоростью престидижитатора, в зависимости от того, куда понесет его минутный интерес, я же старался придерживаться одного стиля до полного завершения ситуации. Наблюдать, как мотает Моти кривая перевоплощений, было одним из невинных развлечений моей резервистской службы. Когда Моти слишком увлекался, я, подыгрывая, возвращал его к ипостаси философа, потому, что в ней он был наиболее забавен. Кому-то такая манипуляция может показаться не слишком порядочной, но вред от нее был нулевым, ведь Моти все равно нацеплял бы на себя ту или иную маску. Так почему же не развлечься?
В синагогах Усыпальницы одновременно молилось несколько групп. Все они начинали и заканчивали примерно в один и то же час. Но были и такие, что молились, когда придется. Как правило, их составляли туристические группы, ведь для туристов молитва у гробницы патриархов редкое и волнующее событие. Постоянные жители Хеврона и Кирьят-Арбы приходили в свое, годами не изменяющееся время. Но все-таки, случались исключения.
Пока Моти любовно перетирал части винтовки, к нам подошел поселенец. Ошибиться было невозможно, на это прямо и однозначно указывал его вид. Лохматая борода, большая вязаная кипа, белая рубашка навыпуск, оттопыренная сбоку в районе пояса, там, где висит кобура с револьвером, потертые джинсы, и сандалии на босу ногу. Лет ему было под шестьдесят, борода обильно проросла серебром, но загорелое лицо, с тонкими лучиками морщин возле глаз, сохранило живость и энергию молодости.
– Ребята, – он говорил по-русски, с едва уловимым московским акцентом, – десятого не хватает. Я вижу, вы с кипами на головах, а нам в группе как раз одного не хватает.
– Нельзя, – развел руками Моти. – Служба. Я бы с радостью, но, сами понимаете.
– А если ты в туалет на десять минут отлучишься? – продолжил бородач, – начальство накажет?
– За туалет не накажет, – ответил Моти. – Хождение в туалет есть оговоренное уставом право каждого бойца.
– Смотри, какой абсурд, – сказал бородач. – На армейской шкале ценностей благодарность Всевышнему располагается ниже, чем мочеиспускание. Тебе, религиозному человеку, это не кажется диким?
