Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам
Стрелком он был неважным. До сих пор доводилось палить только на стрельбище в Сосновом городке. Тамошний сержант - пузатый краснорожий служака с вечно затуманенным от ката взором, небрежно успокаивал их: "Вы, салаги, главное по своим не бейте. А дикари и так разбегутся, хоть в небо шарашь. Это ж - мыши, а не люди".
Но эти дикари почему-то не разбежались. Хозяин шатра, сморщившись, поковырял пальцем в правом ухе. Бородач что-то возбуждённо заговорил, тыкая пальцем в птицу, которая продолжала свой полёт, превращаясь в чёрную точку.
Зато на звук выстрела начал сбегаться народ. Неуклюже семеня в пушистых одеждах, дикари стекались к шатру грязно-белыми ручейками, сливаясь в колышущееся мохнатое озеро. Многие несли топоры и копья, у некоторых в руках были луки. Вооружённая толпа мужиков прорежалась круглолицыми длинноволосыми женщинами и пузатыми, неповоротливыми в тяжёлой одежде, детьми. Сгрудившись, люди уставились на пленного со смесью отвращения и боязни. Над лисьими колпаками плыл пар, выдыхаемый десятками глоток. "Дикари, а в мехах ходят, - машинально отметил Манессе. - В Лесото каждая такая шуба по тысяче монет шла бы".
Страх покинул его. Видя уродливые, полные трепета, лица дикарей, чувствуя в руках тяжёлое цевьё винтовки, он вдруг ощутил себя хозяином жизни и смерти. Что могут сделать эти несчастные полуобезьяны? Пара выстрелов - и они разбегутся, сверкая пятками. При желании он и сам может стать их предводителем - достаточно уложить вот этого типа с кожаным кулончиком на шее. Ха-ха, прекрасная мысль! Он убьёт его и сам станет вождём, а дикари будут приносить ему меха. Кажется, судьба и впрямь улыбается ему, сыну портового грузчика из Доннибрука.
Но мечтал он не долго. Один из воинов вдруг вырвал у него винтовку, а хозяин шатра, подступив к Манессе, обхватил его сзади за грудь и приставил нож к горлу. Холод металла обжёг небритый подбородок, острие задело дёрнувшийся кадык. Над ухом, окутав его тёплым дыханием, знакомый голос пролаял несколько слов. Манессе дёрнулся, пытаясь освободиться от захватов, но дикарь держал крепко. Отчаянная мысль заколотилась в сознании: "Может, шутка? Может, просто пугают?". А уже в следующее мгновение нестерпимая боль пронзила горло, затопив грудь и голову.
- Ахрр, - вместо крика захрипел Манессе.
В мозгу вспыхнуло отчётливо-яркое, как афиша, вспоминание: дочка хозяина - большеглазая, стройная, в голубом приталенном платье выше колен и жёлтых босоножках - простучала каблучками по кирпичному полу, заглянув с улицы в пекарню, и остановившись возле Манессе, с улыбкой спросила:
- Привет! Папу моего не видел?
Манессе оторопело покачнул головой, раскрыв рот от изумления. Усыпанные мукой работяги, хмыкая, уставились на неё, заулыбались. Она же, поджав чудные губки, расстроенно сказала:
- Жаль.
И выпорхнула на улицу.
Видение дрогнуло и исчезло, сменившись образом щербато хохочущего старика из Соснового городка:
- Новое мясцо прибыло, ха-ха!
А затем он услышал ликующий вопль толпы, и боль ушла, застлав глаза липкой багровой пеленой.
- Вот она - кровь пришельцев! - кричал Головня, потрясая ножом, с которого летели алые брызги. - Видите? Такая же красная, как наша. И подыхают они так же. Ничего в них нет колдовского. Огонь и Лёд наделили их чёрными рылами, думая испугать нас. Но мы не боимся их, потому что за нами - истина и справедливость. За нами - великая Наука. Готовьтесь к бою, братья! Готовьтесь к бою!
Глава третья
"У них - громовые палки, а у нас - копья да стрелы. У них - испытанные бойцы, а у нас - новички. У них - лошади, а у нас - одни коровы. Но зато с нами Наука, а с ними? Богиня не даст проиграть, подставит плечо. Иначе ради чего всё?".
Так размышлял Головня, наблюдая со стены за вьющейся меж холмов цепочкой вражеского отряда. Издали ещё заметил, что впереди, покачиваясь на сугробах, мчится собачья упряжка. Вглядываясь в прикрытое колпаком лицо ездока, он чувствовал нарастающую ненависть. Это был он, несомненно - беглый внук Отца Огневика, которую зиму ускользавший от карающей длани Науки. Старый недруг, ради мести предавший свой край. Спустя столько времени они опять встретились: богоизбранный пророк и неприкаянный загонщик из проклятой семьи. Вот он несётся мимо чахлой лиственничной рощицы, держа подмышкой длинный остол. Кажется, Головня даже слышит его окрики собакам.
- Может, снять его из палки? - прогудел голос Осколыша. - Они далеко бьют, дотянет...
- Нет. Ни к чему подлецам знать, что у нас есть громовая палка. Шарахнем, когда припрёт.
Пришельцы ехали без опаски, на виду у всего становища, не таясь, выдвинулись в крытых санях к берегу залубеневшей реки и здесь остановились, беспорядочно сбившись в кучу, словно растеклись полыньёй. Несколько всадников на тонконогих конях спустились на заваленный снегом лёд, проехали до края становища и, вскарабкавшись на другой берег, помчались вокруг горы, разведывая местность. Остальные, выбравшись из саней, разглядывали ощетинившееся каменными стенами и тыном стойбище, шумели - до ушей высыпавших на стены таёжников долетала их щёлкающая речь. Там же крутился и Огонёк - говорил что-то объёмистому рослому начальнику, показывал на становище. "Видать, объясняет, с какого боку за нас удобнее взяться, паскуда вонючая, - подумал Головня. - Ну погоди же, попадёшься ты мне...".
- Может, перехватить всадников-то? - предложил Лучина. - Прикажу стрелкам - они из них ежей сделают. - Он по привычке хохотнул.
- Нет, - сказал Головня. - Пусть себе разъезжают.
Он всё ещё не доверял меткости своих стрелков, хоть Лучина и божился, что иные его люди белке в глаз попадут.
Над пучками сосен и лиственниц, венчавших холмы мёртвого места, дрожала морозная ясная серь. Лохматое морщинистое небо нависало бурой глиняной крышкой. Враги, усевшись на край саней, что-то жевали, задумчиво поглядывая на стан таёжников. Их лица угольно чернели в рыжем пуху колпаков. Один из пришельцев стащил со спины громовую палку, прицелился. Сухой раскатистый грохот почти слился с воплем кого-то из людей Головни. Со стены внутрь становища рухнуло тело.
- Хладовик, отрада моя, - завопила какая-то баба.
Народ, смешавшись, отхлынул от края стены, повалил вниз по широким снежным ступеням.
- Вовремя тополиную рощу срубили, великий вождь, - одышливо забормотал Хворост, отступая на шаг назад. - Они бы нас оттуда как зайцев... А тут двойная польза - и частокол сделали, и врагов лишили укрытия...
Головня, спрятавшись за полуразрушенным зубцом стены, глянул на первого помощника, опалил его бешенством.
- Палку!
Тот отшатнулся, изумлённо округлив выпуклые лягушачьи глаза, раскрыл трясущийся рот, протянул назад руку и, не оборачиваясь, коротко передал стоявшему чуть поодаль старшему сыну:
